52
Взгляните на список смертных приговоров, и вы поймете, что из-за природных бедствий погибает гораздо меньше людей. (Примеч. автора.)
53
Возьмите приговоры по делам Каласа, Сирвена, Сальмой, Ла Барра и т. д. (Примеч. автора.)
54
Вспомните о Дне баррикад. (Примеч. автора.)
55
Вспомните о последствиях битвы при Павии. (Примеч. автора.)
56
Во Франции насчитывается двадцать три миллиона жителей; в стране собирают пятьдесят миллионов сетье зерна — другими словами, урожай одного года может прокормить всех жителей в течение тринадцати месяцев. И вот, при этом богатстве, страна, не имевшая каких-либо природных бедствий, порой находится на грани голодной смерти! (Примеч. автора.)
57
Читатель, согласись с тем, что человек, который, находясь в Бастилии, в 1788 году произнес это пророчество, должен был обладать немалыми талантами. (Примеч. автора.)
58
Истина весьма убедительная, особенно если учесть, что наши гарнизоны являют собой худшую школу нравов, где молодые люди чрезвычайно быстро наглеют и развращаются. (Примеч. автора.)
59
Путешествуя, философ-француз, в отличие от иноземцев, признаемся честно, находит в поведении своих соотечественников достаточно материала для глубокомысленных исследований. Трудно вообразить, с какой напыщенной наглостью передвигаются по Европе наши соотечественники. Они очерняют порядки, принятые у других народов, хотя ни в чем не смыслят, бранят все, что отличается от принятого у них дома. Гадкая наглость и преступное легкомыслие! В общем, французы повсюду вызывают смех, что, вне всякого сомнения, является главной причиной той антипатии, с которой к нам относятся остальные народы. Вот почему, как мне представляется, когда выдается разрешение на выезд за границу нашим соотечественникам, необходимо удовлетворять поступающие просьбы крайне осмотрительно, иначе французы, вывозя за пределы своей страны и распространяя повсюду свойственные нам пороки, окончательно скомпрометируют свою родину в глазах европейцев.
Вот поздно вечером какая-то карета останавливается у дверей итальянской гостиницы, переполненной постояльцами. Хозяин высовывается из окна и спрашивает у путешественника, кто он по национальности.
«Француз», — нагло отвечают ему лакеи. «Поезжайте дальше, — говорит хозяин, — у меня нет мест». — «Мои люди ошибаются, — ловко вступает в разговор путешественник, — они всего лишь наемные лакеи; я англичанин. Господин содержатель гостиницы, поскорее отворите ворота». В одно мгновение все вокруг приходит в движение: гостя радушно принимают.
Не страшно ли видеть, в каком презрении пребывает наша нация: принадлежность к ней скрывают, от нее даже отказываются, чтобы быть принятым у иностранцев, причем я уже не говорю об избранном обществе, а всего лишь о придорожной харчевне? Почему бы нам не заставить себя любить? Ведь для этого требуется не так уж и много, надо просто избавиться от пороков, которые позорят нас и на родине, если смотреть на вещи хладнокровно, глазами философа. Впрочем, революция, изменив наши нравы, избавит нас и от недостатков, вызывающих смех. Ради нашего же блага будем на это хотя бы надеяться. (Примеч. автора.)
60
Разве в защиту публичных домов не говорят, будто бы они учреждаются ради предотвращения еще больших зол, поскольку человек невоздержанный, вместо того чтобы соблазнить жену ближнего, с легкостью удовлетворит страсть в этих грязных клоаках? Не странно ли наблюдать за деятельностью правительств, вот уже в течение полутора тысяч лет совершающих одну и ту же жестокую ошибку, думая, что лучше снисходительно терпеть гнуснейшую распущенность нравов, чем попросту переменить законы? Но кто же жертвы в этих ужасных местах? Разве женщины, там сейчас находящиеся, не были когда-то совращены или же кто-то не воспользовался их бедностью? Следовательно, государство допускает, чтобы часть девушек и женщин развращалась, лишь бы остальные хранили целомудрие? Выгодная, надо признаться, получается комбинация, исключительно мудрый расчет! Читатель уравновешенный и здравомыслящий должен согласиться, что Заме, не желая терять никого из своих сограждан, мыслит правильнее; при его прекрасных установлениях ни одна часть населения не приносится в жертву другой и все остаются одинаково целомудренными. (Примеч. автора.)
61
Разумеется, за исключением убийства, которое наказывается суровее. Заме расскажет об этом позднее. (Примеч. автора.)
62
Счастливые французы! Вы все это понимали, когда разнесли в прах ужасные памятники деспотизма, гнусные Бастилии, сквозь стены которых доносился голос закованной в цепи философии. Вы поверили в свои силы и сломали эти цепи, так что голос разума заглушить не удалось. (Примеч. автора.)
63
Трудно предположить, что рассказчик имел в виду; поиски, впрочем, следует вести в анналах истории начала века. (Примеч. автора.)
64
Эти письма, как следует из проставленных на них дат, были написаны давно. Вот почему Заме ошибается насчет англичан. (Примеч. автора.)
65
Во Франции мы ожидали хоть какого-то человеколюбия от первых законодателей. Но среди них оказались только люди кровожадные, расходящиеся лишь в способах уничтожения себе подобных. Свирепостью они превзошли даже людоедов. Один из них осмелился выдумать некое дьявольское орудие, с помощью которого можно очень легко, причем с крайней жестокостью, отрубать людям головы. Вот кому народ платит деньги, кем восхищается и кому оказывает доверие. (Примеч. автора.)
66
В самом деле, ради подтверждения данных в суде показаний эта толпа тупоумных злодеев, вздумавших объяснить предмет, совершенно недоступный их слабому пониманию, решила, будто бы в случаях, когда доказать вину подозреваемых крайне трудно, позволены самые произвольные догадки. Значит, продолжали эти палачи-законники, судьям дозволяется преступать закон. Другими словами, чем менее доказана вина, тем сильнее надо верить в справедливость приговора. Разве не понятно, что такие бесчеловечные решения принимаются этими жалкими негодяями для того, чтобы облегчить работу судей? Сколькими жизнями будет заплачено за такое правосудие, их не волнует! Подобные глупые законы заслуживают того, чтобы их первыми