Сначала Леонора не могла удержаться от смеха. Ханжество было чуждо складу ее ума, поэтому ее страшно забавляла мысль о том, что она займет место чудотворной статуи. По здравом размышлении, однако, радость ее заметно поостыла. В часовне предстоит провести целую ночь… Мало ли какой поднимется шум… А эти монахини… Ведь некоторые из них ночуют рядом с часовней, они, несомненно услышат шум и подумают, что это святая разгневалась из-за намечаемого перемещения. Чтобы проверить это, потребуется только приподнять покрывало — и мы погибли. А можно ли поручиться, что при переносе Леонора сможет остаться неподвижной?.. Вдруг возьмутся за покрывало, окутывающее ее?.. А вдруг наконец… Тысячи возражений, одно другого обоснованнее; но я покончил с ними очень просто, убедив Леонору, что Господь, который покровительствует влюбленным, Бог, к которому мы обращаемся в молитвах, непременно сделает так, что наши желания исполнятся и никакие препятствия не удержат нас на пути к счастью.
Итак, Леонора согласилась. Самое главное — она спала в своей келье одна. Тогда я написал служанке, взятой из Парижа, письмо с просьбой на следующий день рано утром подъехать к дому скульптора по указанному адресу. Служанка должна была привезти с собой платье, подходящее молодой девушке, оставшейся почти без одежды, и тотчас же препроводить эту девушку в гостиницу, где мы остановились. Далее ей следует заказать почтовую карету точно на девять часов утра; к этому времени я успею к ним присоединиться, и мы без промедления тронемся в путь.
За пределами монастыря все должно было пройти без затруднений. Я тем временем готовил операцию в монастыре — дело, несомненно, более трудное.
Под предлогом головной боли Леонора легла спать очень рано. Когда все подумали, что она уснула, девушка тихонько покинула келью и затем пробралась ко мне в часовню, где я изображал паломницу, предающуюся благочестивым размышлениям. Леонора, подобно мне, опустилась на колени. Монахини, между тем, укладывались на свои целомудренные постели. Как только они, по нашему предположению, оказались в объятиях сна, мы сразу же принялись ломать и крошить чудотворную статую. Наша задача облегчалась ее чрезвычайно ветхим состоянием. Наготове у меня имелся объемистый мешок, куда мы и поместили крупные обломки. Ссыпав туда же весь оставшийся мусор, я быстро сбросил мешок в ближайший колодец. Легко одетая Леонора проворно натянула на себя ризы святой Ультроготы. Я заставил девушку чуть-чуть наклониться, потому что изваяние ранее поставили в это положение для удобства работы скульптора. Спеленав Леоноре руки, я приставил к ее телу деревянные руки, отломанные у статуи еще вчера. На прощание я подарил моей возлюбленной поцелуй… Сладостный поцелуй взволновал меня сильнее, чем чудеса всех святых, населяющих Небеса!
Затворив двери храма, где оставалась моя богиня, смиренный служитель ее культа отправился к себе в келью.
На следующий день рано утром, сопровождаемый подмастерьем, в часовню вошел ваятель; с собой они принесли штуку сукна. Они сразу же направились к Леоноре и закутали ее в ткань с такой ловкостью, что монахиня, державшая в руке светильник, вообще ничего не заметила. С помощью подмастерья скульптор взвалил мнимую святую на плечи и вышел из монастыря. В гостинице, указанной в письме, моя служанка спрятала Леонору. Побег удался без всяких осложнений.
Еще вечером я предупредил монахинь, что собираюсь их покинуть, поэтому мой отъезд никого не удивил. Готовясь в дорогу, я с наигранным интересом осведомился у сестер, почему не видно Леоноры. Мне ответили, что она заболела. Не вдаваясь в расспросы, я ограничился выражением сочувствия. Тетушка, оставаясь вполне уверенной, что мы с Леонорой накануне тайком попрощались, нисколько не удивилась холодности моего ответа, я же мечтал лишь о том, как бы побыстрее соединиться с предметом моей страстной любви.
Милая девушка провела в часовне ужасную ночь, переходя от страха к надежде — беспокойство ее не раз достигало предела. И вот, словно бы желая подвергнуть ее серьезнейшему испытанию, судьба глубокой ночью привела в часовню какую-то старую монахиню, решившую попрощаться со святой. Пока она чуть не час бормотала свои молитвы, Леонора боялась даже дышать. Под конец старая ханжа, вся в слезах, пожелала поцеловать святую в лицо, однако из-за плохого освещения, а также из-за того, что она не обратила внимания на изменение в положении статуи, ее нежности пришлись на место, расположенное гораздо ниже.
Место это, к счастью, было прикрыто материей. Осознав свою неловкость, монахиня решила на ощупь убедиться в ошибке. Отличаясь повышенной чувствительностью, Леонора не могла не вздрогнуть от прикосновения к тому месту ее тела, к которому никто пока не притрагивался. Старуха, приняв телодвижение статуи за чудо, бросилась на колени: рвение монахини теперь не знало границ. В поисках святого лика по завершении моления она все же добилась успеха: ей удалось запечатлеть нежный поцелуй на лбу кумира, и, наконец, она убралась прочь.
Вдоволь посмеявшись над последним приключением, мы, то есть Леонора, служанка, лакей и я, отправились в путь. Но уже в первый день путешествия с нами чуть было не случилась беда. Сильно уставшая Леонора пожелала отдохнуть в некоем городке, отстоящем на десять льё от нашего родного города. Мы остановились на постоялом дворе. Не успели мы там устроиться, как туда же заехала почтовая карета, пассажир которой, как и мы, намеревался пообедать. Это был мой отец, возвращавшийся из одного из своих замков. Отправляясь к себе домой, он, разумеется, ничего не знал о происшедшем.
Вспоминая об этой встрече, я до сих пор испытываю ужас. Отец поднимается по лестнице, устраивается в комнате, двери которой располагались напротив наших, а я, не видя ни малейшей возможности избежать встречи, раз двадцать порывался броситься ему в ноги, чтобы попытаться вымолить себе прощение. Но я не знал, в каком он настроении. Реакции его были непредсказуемыми, и этим своим поступком я мог окончательно погубить Леонору. Итак, я решил рискнуть и, переодевшись, попытаться побыстрее уехать.
Вызвав к себе хозяйку, я сказал ей, что по капризу случая в ее гостинице очутился мужчина, которому я задолжал двести луидоров. Будучи не в состоянии, да к тому же вовсе и не желая расплатиться с ним немедленно, я попросил эту женщину без лишних разговоров помочь мне переодеться. Таким образом, я, пожалуй, сумею скрыться от кредитора. Хозяйка не испытывала никакого желания меня выдавать, а кроме того, я весьма щедро расплатился с ней за услуги, поэтому она от всей души содействовала забавному приключению. Я поменялся платьем с Леонорой. Затем мы дерзко