Простите меня, мой друг, но разве брошенные моим отцом упреки не лишены оснований? Не думайте, впрочем, что я готова с ними согласиться. Моя душа всегда будет хранить верность Вам, и ничто не сможет изменить моего к Вам отношения, и уж тем более не ничтожные предрассудки толпы! Но не Вы ли повторяли сотни раз, мой Валькур, что каждый человек обязан заслужить всеобщее уважение. Если же свет столь несправедлив, что обращает внимание лишь на внешние знаки отличия, то человек мудрый, понимая невозможность жизни без уважения к нему со стороны сограждан, должен сделать все от него зависящее, чтобы добиться признания у них.
И не примешиваются ли какая-то брезгливость и мизантропия к той беспечности, в которой Вас упрекают? Я хочу, чтобы Вы разъяснили мне это, но только не старайтесь оправдываться, не забывайте о том, что я остаюсь Вашим лучшим другом.
Письмо пятое
ВАЛЬКУР — АЛИНЕ
12 июня
Да, моя Алина, я провинился перед Вами, и Вы дали мне это почувствовать. Самое приятное доказательство любви — доверие, и до сих пор я Вам в нем отказывал. За время нашего знакомства я ничего не говорил о выпавших на мою долю несчастьях. Это объясняется рядом причин; думаю, Вы сочтете их достаточно вескими, чтобы оправдать мою скрытность. Я не хотел утомлять Вас рассказами, интересными одному мне; кроме того, от них изрядно пострадало бы мое тщеславие. Перед возлюбленной всегда хочется предстать с лучшей стороны, и потому мы умалчиваем о том, что нам не может польстить. Если бы судьба связала меня с какой-либо другой женщиной, то я, вероятно, не отличался бы подобной щепетильностью. Но, с тех пор как я тешу себя надеждой, что вызвал в душе Вашей ответное чувство, я стал придерживаться весьма строгих нравственных принципов. Я сгорал от стыда за себя: жалкий раб, так мало сделавший для Вас, имеет дерзость припадать к стопам несравненной Алины. Ведь я лишь в ничтожно малой степени обладал теми качествами, что позволили бы мне заслужить Вашу любовь! И так мне хотелось, чтобы Вы сочли меня достойным Вас, что я вовсе не стремился рассеять Ваше заблуждение.
Теперь, когда Вы требуете признаний в тех моих поступках, о каких я с великой охотой предпочел бы умолчать, пеняйте же на себя! Кое-что в моей истории заставит Вас относиться ко мне с презрением, однако же мое чистосердечие и покорность, надеюсь, искупят в Ваших глазах те неблаговидные дела, сознаться в которых меня принуждает истина. Все свои ошибки я совершил до моей первой встречи с Вами.
Увы! Но это мое единственное оправдание. С той счастливой поры я служу одной лишь добродетельной любви, да и как бы я осмелился запятнать себя развратом, когда в сердце моем безраздельно царит Ваш образ?
История Валькура
Поскольку обстоятельства моего появления на свет Вам известны, я не буду долго рассказывать о годах детства. Поведаю лишь о заблуждениях, к которым привели меня иллюзии, связанные с благородным происхождением, ведь мы слишком часто гордимся своей знатностью, хотя и безосновательно: благо это следует приписать только случаю.
По матери я был связан родственными узами почти со всеми вельможами королевства, а по отцу — с высшей знатью провинции Лангедок. Родившись в Париже и живя в роскоши и довольстве, я с раннего возраста свыкся с мыслью о том, будто природа и судьба соревнуются в оказании мне всевозможных знаков внимания. Я думал так потому, что мне постоянно внушали подобные глупости, смешные предрассудки, но из-за них я сделался надменным, деспотичным и гневливым. Ни в чем, как мне казалось тогда, я не должен был встречать противодействия, сама вселенная существует лишь для того, чтобы потакать моим прихотям, а уж от меня только зависит выбор причуд и способ их удовлетворения. Расскажу Вам об одном происшествии времен моего детства, чтобы Вы убедились в опасности тех нравственных правил, что нелепым образом подчинили себе мою душу.
Я родился и вырос при дворе некоего славного принца, к дому которого моя мать имела честь принадлежать. Принц этот был примерно одного со мною возраста, поэтому меня стремились воспитывать вместе с ним: завязавши с детства знакомство с таким вельможей, в зрелые годы, как правило, надеются на поддержку с его стороны. И вот однажды, среди отроческих забав, мы с принцем не поделили какую-то игрушку и я, преисполненный минутного тщеславия, не желая с благоразумием вглядываться в будущее, бросился на него с кулаками. Несмотря на то что права принца подкреплялись знатностью его титула и несомненным превосходством в общественном положении, я грубой силой сломил сопротивление своего товарища. Ничто не могло остановить драчуна, и, только прибегнув к не менее грубому насилию, слуги наконец оттащили меня от соперника.
Приблизительно тогда же мой отец получил назначение по дипломатической линии, мать последовала за ним, а меня отправили к бабушке в Лангедок. Слепая любовь ко мне этой старушки способствовала укреплению всех моих недостатков.
Через пару лет я возвратился в Париж, чтобы продолжить обучение. Мной тогда руководил твердый и непреклонный наставник, вероятно как нельзя кстати подходивший для своего дела. К несчастью, я оставался при нем недолго. Объявляется война; меня торопятся определить в действующую армию, нисколько не думая о завершении моего образования. Итак, я отправляюсь служить в свой полк в том возрасте, когда, следуя естественному порядку вещей, должно только записываться в академию.
Если бы мы, наконец, осознали всю порочность обычаев, принятых в нашем обществе! Ведь главное вовсе не в том, чтобы офицеры были как можно моложе, а в том, чтобы они как можно лучше несли свою службу. Не преодолев этот распространенный предрассудок, не приходится надеяться, что военные — граждане, несомненно государству весьма