Я не сразу осознал весь ужас постигшей меня утраты, для этого потребовалась страшная катастрофа, не заставившая себя, впрочем, долго ждать. Алина, Алина, позвольте мне теперь остановиться, я хочу, не сдерживаясь, отдаться слезам, что текут из глаз моих, стоит мне лишь вспомнить о дорогих родителях. О, если бы вечным раскаянием я сумел искупить перед ними свою невольную слабость. Некий роковой голос говорил мне тогда: «Ты свободен, о чем же теперь сожалеть?» Праведное Небо! Откуда могли проникнуть мне в душу столь бесчеловечные мысли? Какое лживое чувство мне их внушило? Разве в этом мире найдется друг, способный заменить нам мать или отца? Неужели посторонние люди станут о нас заботиться с таким живым и неподдельным участием? Кто простит нам наши грехи? Кто подаст совет? Кто укажет спасительный путь в том мрачном лабиринте, куда нас увлекает поток страстей? Увы, льстецы лишь приближают час нашей гибели, а вероломные друзья подло обманывают; повсюду нас поджидают только капканы, и ни один человек не протянет руку помощи, если нам случится оступиться на жизненном пути.
В делах моего отца надо было навести хотя бы относительный порядок, поскольку он, посвятив последние годы жизни дипломатической службе, вынужден был проживать вдали от родового поместья и нести бремя дополнительных расходов, отчего состояние его значительно уменьшилось. Прежде чем заняться устройством собственного дома, я должен был по возможности скорее выехать в Лангедок, чтобы на месте решить все хозяйственные проблемы. Мне хотелось, по крайней мере, узнать о размере причитающихся на мою долю доходов. Итак, получив отпуск, я не мешкая отправился в путь.
Проезжая через Лион, я был очарован великолепием этого города и решил провести там несколько недель. Совершенно случайно мне повстречались старинные приятели, вследствие чего мое намерение несколько поразвлечься окрепло, вытеснив из моей головы все прочие мысли. В дружеской компании я беззаботно наслаждался удовольствиями, которые в избытке предоставляет Лион — гордый соперник Парижа. Как-то вечером, выходя из театра, я услышал голос одного из своих друзей: громко окликнув меня по имени, он предложил поужинать у интенданта. Затем он скрылся в толпе, прежде чем я успел ему что-либо ответить.
Но вот какой-то офицер в белом мундире, тоже вышедший, как мне показалось, из театра вместе с остальной публикой, услышав мое имя, внезапно хватает меня за руку. С весьма надменным видом он громко спрашивает, не я ли тот самый Валькур, кого только что окликнули по имени.
Я был мало расположен отвечать спокойным тоном на вопрос, заданный с такой развязностью. С полным хладнокровием я в свою очередь поинтересовался у офицера, какая у него, собственно, необходимость знать это.
«Необходимость? Огромнейшая, сударь».
«Но все-таки?»
«Я должен отомстить за оскорбление, нанесенное человеком по имени Валькур одной достойной семье. Честь моей нежно любимой сестры требует смерти Валькура или, если так суждено, — моей гибели. Отвечайте же, либо я сочту вас последним мерзавцем».
«Я, кажется, начинаю понимать… Я знаю вас, ведь вы брат Аделаиды?»
«Да, я ее брат, и с того рокового мига, когда она нас покинула…»
«Что я слышу! Она умерла?»
«Да, жестокий негодяй, ты, поступив презренным образом, вонзил кинжал ей прямо в сердце. С тех пор я ищу случая пронзить тебе грудь или самому умереть от удара твоей шпаги. Пойдем, следуй за мной, желание отомстить не терпит промедления».
Пройдя сзади театра, мы добрались до Роны, перешли по мосту через реку и затем на противоположном берегу какое-то время следовали по тропинкам, проложенным гуляющими горожанами. Мы уже успели подготовиться к схватке, когда я, с заметным душевным волнением, движимый сильнейшим сочувствием к покинутой возлюбленной, задал моему сопернику такой вопрос:
«Сенваль, я исполнил ваше желание. Если судьба будет справедлива, то вскоре вы, видимо, одержите победу, ведь вина лежит целиком на мне, и я должен погибнуть… Но, перед тем как мы расстанемся навсегда, не откажите мне в одной любезности… Я хочу знать горестную историю этой достойной уважения девушки… Признаюсь, я обманул ее ожидания, но все-таки по-прежнему продолжаю ее любить».
«Неблагодарный, — отвечал мне Сенваль, — она умерла, не переставая боготворить тебя! Она молила Небо о том, чтобы твое преступление осталось безнаказанным! Аделаида рассказала отцу о грехе, к которому тебе удалось ее склонить. Необходимо было переубедить ее, заставить забыть прошлое в объятиях достойного супруга. И вот, уступая требованиям семьи, несчастная подчинилась… Но она не смогла принести ту жертву, которой противилось все ее естество. Каждый день, каждая минута приближали ее смертный час, и в конце концов сестра испустила дух в моих объятиях. С того рокового мгновения я искал тебя повсюду, Валькур. До Лиона я шел за тобой следом, но все еще не был уверен, что здесь мне посчастливится с тобой встретиться. Но вот, наконец, я достиг цели, так постарайся же поскорей доказать, что в придачу к дьявольскому искусству соблазнителя в тебе не примешивается трусость».
Мы скрестили шпаги; поединок продолжался недолго. Отважный Сенваль оказался недостаточно ловок, и, хотя доводы рассудка и справедливости были на его стороне, фортуна от меня не отвернулась. Первые удары шпагой подтвердили полное мое превосходство, так что злополучный Сенваль вскоре мертвым упал на землю. Убедившись в гибели противника, я сначала разразился слезами, затем кинулся обнимать окровавленное тело несчастного юноши: черты его лица, его голос совсем недавно вызывали у меня в памяти печальный образ покинутой Аделаиды. Господи, неужели ты так бесчеловечен? Где же тогда справедливость? Вся вина лежала только на мне… Не я ли один и был достоин смерти? В исступлении я поднялся с земли.
«Грязный убийца, — говорил я тогда самому себе, — иди, заверши