— Неопалимой Купины.
— Что? — не понял муж.
— Тогда он назывался монастырем «Неопалимой Купины». Если не ошибаюсь, его переименовали в одиннадцатом веке, когда сюда перевезли мощи Екатерины Александрийской.
При упоминании о святых, мучениках и их мощах, я инстинктивно скривилась. В силу собственной природы, и профессии, я точно знала, что ни одному богу не нужны мученические смерти своих детей. Да и посредники, как позже выяснилось, им тоже были ни к чему. Но люди это упорно отказывались понимать и принимать.
— Знаешь, для женщины, которая противостоит силам зла, ты слишком чувствительна.
— Я не борюсь с силами зла.
— А как же духи, привороты, проклятья?
— Это всего лишь последствия сделок людей с миром, о котором они ничего не знают. Поверь на слово, ни один демон не станет тратить свое драгоценное время на то, чтобы уговорить переспать вон с той красоткой — показала в сторону длинноногой шатенки, — или устроить пьяный дебош. Люди с этим великолепно справляются сами.
— Звучит как-то неприятно.
— Зато ты теперь точно знаешь, что ни один шайтан в твоем блядстве участия не принимал, — я широко улыбнулась и поправила шляпу.
— Шайтан заставил меня взять тебя в жены, — выдохнул Якуб.
— Это не шайтан, это жадность.
— У жадности тоже есть демон.
— Если ты про Маммона, то не трудись. Его жалкие крохи твоей семьи тоже вряд ли заинтересуют.
Якуб второй раз засмеялся, в этот раз его смех привлек внимание немногочисленных туристов. В том числе и той самой шатенки. Женщина с интересом посмотрела на мужа и улыбнулась, стараясь установить зрительный контакт. Ох уж это обаяние шейхов.
Под взглядом красотки Якуб немного стушевался, а потом демонстративно предложил мне локоть. Девушка немного разочаровалась, это было видно по взгляду. Муж неопределенно пожал плечами и поспешил меня увести в сторону. Я зачем-то обернулась, и снова посмотрела на шатенку. Она, увидев мой интерес, широко улыбнулась и подняла два больших пальца вверх. Я с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться.
Мы пошли в сторону одной из часовен. Их здесь было несколько, но, честно говоря, ни одна из них не вызывала во мне живого интереса. В отличие от мужа. Якуб с интересом рассматривал желтые стены, кресты, скудные «архитектурные излишества». Глядя на то, как мужчина фотографирует каменный крест, представила, как на эту картину отреагировала бы Амина. А если бы узнала, что этим ее обожаемый муж занимался во время намаза, и вовсе учинила бы скандал.
Якуб, хоть и рос в религиозном обществе, традициям не следовал. Точнее, следовал на показ, когда это было необходимо, или выгодно. Когда-то в детстве родители, как добропорядочные мусульмане, отдали любимого Хаммада в медресе (прим. религиозное образовательное заведение). Вот только достопочтенные учителя не смогли справиться с живым и очень логичным умом своего ученика, который в любом утверждении искал нестыковки, а в любом законе — лазейки. К концу первого года обучения его исключили. По семейной легенде, дабы избежать общественного порицания, было сказано, что ушел сын из-за болезни деда, который требовал вернуть внука домой. Но как рассказывал сам Якуб, его обучение в медресе закончилось после очередных дебатов с одним из алимов (исламский ученый). О чем был спор, муж не помнил, но был уверен, что вышел в нем победителем. Иначе, не было бы необходимости исключать его из школы.
— Если верить Гуглу, здесь сохранилась библиотека. Хочешь посмотреть?
— Нет. Пойдем в церковь? Я там не была.
— А в библиотеке была?
— Пару лет назад.
— Зачем?
— Поверь, тебе лучше этого не знать.
— Я всегда думал, что большинство твоих расследований заканчивается обычными, бытовыми вещами, типа зависти, мошенничества или убийств.
— Так и есть. Но интересные дела иногда попадаются, нам туда, — взяла растерянного мужа под локоть и потянула в нужную сторону.
Якуб не сопротивлялся, правда, иногда пытался что-нибудь сфотографировать на ходу, как матерый турист.
— Так зачем ты прилетала сюда? И даже мне не сказала!
— Мне нужна была вода из колодца Моисея. А ты, кажется, в это время ездил к какому-то шейху.
Якуб нахмурился, вспоминая, когда это могло произойти, но так и не вспомнил. Такие поездки были для него рутиной и становились такими же обязательными, но незаметными, как мытье посуды у хорошей хозяйки.
— Яна?
— Что?
— А почему мы никогда не отмечали твой день рождения?
— Потому что вы, мусульмане, не отмечаете дни рождения?
Как раз к этому моменту мы вошли в прохладное помещение церкви. Священная позолота тяжелым грузом легла на плечи, мрачные иконы как будто с осуждением смотрели на меня, желая прожечь дыру. С другой стороны, если бы я стала мучеником в этой религиозной схватке, то тоже смотрела бы на бренный мир с осуждением, без угрызений совести.
— А когда у тебя день рождения? — не унимался Якуб.
— Через два месяца, — ответила я.
— Хорошо, что спросил. Иначе опять бы пропустил?
Это выглядело забавно и мило. Я даже улыбнулась и хотела повернуться к мужчине лицом, на резкий порыв горячего ветра вдруг ворвался в помещение, сорвал шляпу, и церковь, вместе с иконами, свечами и Якубом исчезла. Я стояла посреди пустыни, возле горы Моисея, еще задолго до того момента, как был заложен фундамент монастыря. Я поняла, что это видение нашло меня в самый неподходящий момент. Ткань времени треснула, давая мне уникальную возможность заглянуть в прошлое.
Я начала осматриваться. Главным правилом таких видений было стоять на месте и не двигаться. Я знала, что мне ничего не грозит, но если физическое тело в реальном мире пойдет куда-то не туда, то могут возникнуть проблемы. Поэтому, обернулась вокруг своей оси, чтобы понять, что я должна увидеть. Должен был быть какой-то сюжет.
Тот самый сюжет появился через несколько секунд. Я увидела караван. Присмотрелась внимательно. Сотни верблюдов, погонщиков, торговцев, солдат шли через пустыню. Никогда бы не подумала, что караваны таких размеров могли переходить пустыню в те далекие времена. Но, чем больше я всматривалась, тем больше нестыковок замечала. Во-первых, слишком много народа для торговцев. Могла предположить, что это какие-нибудь древние беженцы. Но для них все было слишком организовано, слишком спокойно. Для людей слишком спокойно.
Чем ближе приближалась процессия, тем больше вопросов у меня появлялось. Сначала, я заметила, что все эти люди одеты одинаково. Точнее, почти одинаково. Половина участников была облачена в черные кафтаны, другая половина в красные. Люди между собой не разговаривали. Они молча управляли верблюдами, не обращая внимания на жару, ветер, песок. У большинства потрескались губы, что было тревожным сигналом обезвоживания. У