Глава 18
Скандал длился еще около часа. Точнее, свекр орал как потерпевший о поруганной чести и оскверненной фамилии, как мошенник, которого словили на преступлении и нужно было срочно замести следы. Чем сильнее он требовал от сына развода, тем больше я убеждалась в том, что дело было не в мальчишке, которого я якобы пыталась совратить.
Родственник делал все, чтобы как можно больше людей знало о том, что произошло. Якуб мотивов отца не понимал и легко велся на провокации, а вот Бейлис, явно был опытней в интригах. Перед тем, как покинуть каньон, он поднял с пола мою сумку и передал ее мужу. В машине, по пути домой, я нашла нащупала в одном из карманов карточку. Смотреть не стала, но сразу догадалась чья она и как попала в карман.
— Якуб, — свекр снова перешел на иврит. — Твоя жена нас опозорила.
К этому времени солнце начало падать за песчаные дюны. Надежда вернуться в отель до темна таяла на глазах. Слабость, смешанная с алкоголем и помноженная на плавное движение автомобиля, заставляла глаза слипаться. Но я делала над собой усилие, чтобы услышать весь разговор Якуба с отцом. Зрителей, кроме водителя, вокруг не было. Поэтому диалог можно было назвать спокойным.
— Это ты нас опозорил, отец, — парировал муж. — Сначала, ты позволил прилететь матери с невестками и устроить скандал в отеле, теперь это. Что происходит?
— Что происходит? Ты еще спрашиваешь?! Эта девка ведет себя как шлюха! Она бесплодна, сидит у тебя на шее, сидит у всех нас на шее!
— К другим невесткам у тебя таких претензий нет?
— Они преданные рабыни Аллаха! А эта — хуже иудейки!
Я с трудом сдержала насмешку. Как это банально, проклинать иудеев на их же языке. И даже не задумываться о том, почему в свое время тебя этот язык заставили выучить. Якуб с опаской посмотрел на меня, и ничего не сказал. Интересно, что бы сказал этот свекр узнав, что он тоже еврей? Много лет назад, дед Якуба влюбился. Влюбился в девицу из Бобруйска: с медными волосами, веснушками и острым языком. Влюбился так сильно, что теперь между намазами в Песах ест контрабандную мацу, которую бабуле привозит жена внука.
— Если ты хочешь, чтобы я оформил развод с одной женой, то уйдут и остальные, — твердо заявил Якуб.
Видимо, в голосе мужа было достаточно решительности для того, чтобы прекратить этот спор. Интересно, что все-таки задумал этот старый проходимец? Я была уверена, что ему нужно избавиться от меня, но так, чтобы остальные невестки остались в доме. Там дело было не в наследниках, а в том, чтобы сохранить родство с семьями Амины и Зулейки. Тогда какая проблема во мне? Отцы обеих девушек знали о моем существовании и ни один не возражал против того, что они пойдут второй и третьей женой. Свекр решил еще с кем-нибудь породниться? Тоже не вижу проблем. Дозволено четыре жены. Если бы этот кто-то желал, чтобы дочь была единственной, то и остальные жены Якуба ушли из дома под благовидным предлогом. Детей нет. Мужчина имеет право расторгнуть брак.
Плюсы в этой истории были только для Якуба. Наш с ним развод был делом решенным. Месяцем раньше, месяцем позже, мы так или иначе разведемся. Но, подобный ультиматум даст мужу возможность избавиться и от остальных женщин. От финансов семьи он теперь не зависел. Столько вопросов, и ни одного ответа.
Дома нас ждала взволнованная свекровь и невестки. Они сидели в гостиной и делали вид, как будто до этого мило беседовали, а не ждали нас в надежде на чудесные новости. Напряжение можно было чувствовать кожей. Якуб держал меня за руку, как будто боялся потерять. Я старалась делать вид, что все хорошо, но мечтала только о том, чтобы поесть и уснуть.
— Яна, — обратился ко мне муж, — иди наверх. Я поднимусь позже.
Свекровь хотела возмутиться, но побоялась. Зато Амина как будто потеряла и страх, и инстинкт самосохранения.
— Что она на этот раз натворила? — спросила вторая жена моего мужа.
— Пыталась соблазнить бедуинскго юношу! Прямо среди пустыни! — опередил Якуба отец.
— Аллах покарает вас за клевету, — лениво напомнила я.
— Отец! — не выдержал Якуб и стал так, чтобы закрыть меня собой. Как будто этого было достаточно.
— Вот именно! Отец! — в отражении балконного стекла увидела, как свекр поднял вверх указательный палец. — Я не позволю, чтобы мой род оскверняли! Я не для этого тебя растил и содержал! Я хочу чтобы завтра этой девки не было в моем доме!
Чтобы не наговорить лишнего, я тихонько поднялась наверх. Правда, детали скандала продолжали доноситься до ушей.
— Якуб, сынок, — подхватила свекровь, — мы выплатим Яне хорошие отступные. Христианам не место в нашем доме.
Интересно, а с чего они вообще взяли, что я христианка? Ни католичка, иудейка или вообще, какая-нибудь протестантка? Или гностик? Или агностик? Все эти вопросы лениво появлялись в голове, но не имели никакого значения.
— Если вы хотите, чтобы я развелся, мама — уже мирно начал Якуб. Видимо, не хотел повышать голос на мать. — Я разведусь. Со всеми своими женами. Ни одна из них не подарила мне ребенка, ни одна из них не будет достойна жить в моем доме. Или Яна остается, или уходит вместе с остальными.
Я улыбнулась. Да, с Якубом у нас никогда не было ничего кроме сомнительной дружбы и надежного партнерства, но сам факт того, что он меня защищал, был приятен. Я осторожно закрыла дверь спальни. Как раз в этот момент в игру вступила Амина, которая кричала о том, что он не имеет права ставить на одну ступень меня и правоверную мусульманку.
Семья Якуба была религиозной в той, или иной степени. По крайней мере, старалась выглядеть таковой. Но почему именно сейчас вопрос “неверной невестки” встал так остро?
Войдя в комнату, я снял с плеча сумку и достала оттуда послание сэра Бэйлиса. Это была визитка. Обычная, старомодная карточка, напечатанная в дорогой типографии. Только поверх было написано ровным почерком:
“если нужна помощь”
Видимо, ручкой автор писать не привык, не рассчитал размер букв и последние из них были сильно сжаты. Что ж, такое внимание должно было поднять мою самооценку до небес. И она бы поднялась, если бы не необходимость нормально обработать рану и поесть.
— Тебя окружают одни идиоты, — в центре комнаты снова появился джинн.
— Подобное притягивается к подобному, — философски заметила я и пошла к шкафу за аптечкой.
— Я могу убрать