И все бы было ничего, если бы это не произошло накануне дня Самайна. Конечно, мусульмане не верили в кельтские предрассудки. Более того, считали эту веру грехом. Но, если мы во что-то не верим, это не означает, что этого нет.
Амат не только все слышала. Она, как и любая на ее месте, была оскорблена до глубины души и жаждала мести. Все мы знаем, на что способна оскорбленная женщина. Но самое сложное было даже не в том, что Амат была в ярости. Проблема была в том, что это существо было олицетворением справедливости древних египтян, и задобрить ее было практически невозможно.
Я потратила трое суток, чтобы выторговать у нее прощение для подростка. В конце концов, она согласилась сохранить ему жизнь. Правда, с условием. На внуков от старшего сына Закария больше не рассчитывал.
— Я рад тебя видеть! — сказал мужчина на английском, подходя ко мне.
О том, что я говорю на арабском, здесь никто не знал. Вообще, о своих лингвистических способностях я старалась не распространяться. Иногда было полезно знать, о чем говорят люди у тебя за спиной.
— Я тоже рада сюда вернуться, — улыбнулась и посмотрела в сторону старого экспедиционного джипа. — Это наш?
— Да, ты голодная? Сальва сделала для тебя фалафель.
Только в этот момент я вспомнила, что не завтракала, а вчерашняя пицца давно растворилась.
— Передай, что она как ангел. Что у вас нового? Петр сказал, это что-то грандиозное?
— У него каждый раз что-то грандиозное. Даже если это просто камень.
— Вряд ли он бы стал меня звать ради камня.
Мы забрались в джип и сели друг напротив друга. В руки мне тут же сунули контейнер с остывшим фалафелем и термос с местным чаем. Я открыла крышку и понюхала. Мужчина улыбнулся. На фоне оливковой кожи и черной щетины зубы казались идеально белыми.
— Там нет мармарии (успокаивающая трава, которую синайские бедуины добавляют в чай). Я помню, что ты ее не любишь.
— Спасибо, — сделала глоток и почувствовала специфический мятный вкус другой травы — хабак. — Так что вы нашли?
— Запечатанные сосуды. Глина. Возраст определить без лаборатории невозможно.
— А вид глины? Техника изготовления?
— Ничего подобного я в наших местах не встречал. Внутри одного из сосудов письмена. Язык нам неизвестен.
— Вы вскрыли артефакты прямо в пустыне?
— Не держи нас за варваров. Он был не запечатан. Или от времени крепления рассыпались. В чем у меня есть сомнения.
— Как интересно. И текст сохранился настолько хорошо, что вы смогли рассмотреть символы?
— И текст, и ткань.
На этом моменте я молча забросила в рот кругляшек фалафеля. Надо же, как интересно: пустыня, сосуды, ткань с письменами.
— Необычно, правда? Я у нас встречал только папирус и глиняные таблички. Но не шелк.
— Уверен, что шелк?
— Нет. Я не специалист. Сама посмотришь. И еще, — вдруг спохватился Закария, — сейчас на раскопках находится господин Бейлис. Петр попросил тебя представить как эксперта по керамике.
От такого предложения я чуть не подавилась чаем. Вот в чем в чем, а в керамике я совсем не разбиралась.
— Ладно, — пришлось откашляться. — А кто такой этот Бейлис?
— Он финансирует раскопки.
— Я думала, их финансирует университет?
— Частично, — Закария кивнул, — но конкретно этот проект UCL не интересен. Он побочный.
— А Бейлису интересен?
— У богатых свои причуды. И в этот раз он может сорвать солидный куш. На дракона хочешь взглянуть? Он здесь недалеко.
— Не сегодня. Вечером встреча с клиенткой. Не хочу опаздывать.
— У нас нет понятия опозданий.
— Помню… Одна египетская минута может длится бесконечно долго.
Закария кивнул, расспрашивать подробности о работе не стал. Оставшуюся часть пути, пока джип карабкался по песчаным дюнам, мы обсуждали раскопки, и сюрпризы, которые преподнесла пустыня ученым, во время работы.
— Представляешь, — смеялся мужчина, — они не взяли с собой ничего, кроме шорт и футболок. Как будто не знали, куда ехали. Представляешь, как хорошо на них заработали бедуины в первую ночь, сдавая в аренду теплые одеяла? Уже на следующий день в городе закупили теплые вещи.
— Торговцы, полагаю, тоже хорошо заработали?
— Обижаешь. У Сальвы кузина вяжет из верблюжьей шерсти. Лучшие покрывала и свитера на Синае!
Он поднял вверх указательный палец правой руки, и я рассмеялась. Как раз в этот момент джип съехал с очередной дюны и выехал на твердую землю. Где-то вдали начали прорисовываться низкие силуэты палаток и заброшенных домов.
Глава 3. Некрополь
Выйдя из джипа я ощутила себя словно в фильме про Индиану Джонса. Светлые палатки, ветер, палящее солнце. Для полной картины не хватало только костюмов песочного цвета на археологах. Современные ученые работали в обычных рубашках и джинсах. Пару человек красовались в бундесверовских штанах, а самые матерые археологи в шортах. Ну, или не самые матерые, а те, кто на своей шкуре еще не узнал, как коварны бывают пески.
— Яна! — Петр стоял метрах в ста от меня, рядом с белыми пластиковыми ящиками, куда ученые аккуратно складывали крупные находки.
Мужчина поднял обе руки и начал размахивать ими в стороны, как будто без этого был хоть малейший шанс его не заметить. Я подняла руку в ответ и пошла к приятелю. Сердце начало нетерпеливо колотиться. Так происходило всегда, когда предстояла встреча с новой тайной.
— Cześć! — поздоровалась и обняла мужчину.
— О! Ты продолжаешь практиковать польский!
— Я всего лишь с тобой поздоровалась.
— Но мне приятно, что ты говоришь на моем родном языке.
— Не могу назвать это разговором, — я хохотнула и посмотрела на содержимое одного из ящиков.
На взгляд обычного человека ничего интересного там не было. Черепки, что-то похожее на украшения, камни. И только опытный взгляд археолога находил в этих камнях следы древней жизни: форма, обработка края, почти стертые рисунки.
— Что вы тут откопали? И с чего вообще вы решили здесь в земле рыться? Моисей же в этих песках не ходил.
— Обожаю твой юмор! — хохотнул Петр, резкий порыв горячего ветра задрал вверх полы его панамы.
Если бы не шнурок, затянутый под подбородком, головной