— Как будто я две недели провёл взаперти с кучкой гребаных наркоманов. — Он глубоко вдохнул свежего воздуха и сдвинул солнцезащитные очки на переносицу. — Ты выглядишь дерьмово, — он рассмеялся так сильно, что его тощее тело задрожало.
— Садись в машину, Котёнок, я найду мост и скину тебя с него, — фыркнул я.
— Я бы поплавал, — простонал он, забираясь на пассажирское сиденье и швыряя телефон на приборную панель. — От меня пахнет пудингом и хлоркой.
Он захихикал, как маленький ребенок, когда понял, что находится в пакете у его ног:
— Это что «Хилли»? — Он разорвал пакет, чтобы достать картошку фри.
Я не стал спрашивать о реабилитации. Сайлас и так выжмет из него всё до последней капли, и не было смысла заставлять парня переживать это дважды. Он жадно набил рот горячей, солёной картошкой и откинулся на спинку сиденья с тяжёлым вздохом.
— Я не ел нормальной еды две недели.
Его телефон завибрировал, и на экране высветилось имя Эллы. Он резко потянулся, но его движения были заторможенными, так что я оказался быстрее. Успел заметить фотографию в его контактах, размытая, но на ней она смеётся в гамаке, волосы растрёпаны, руки вытянуты к камере, будто пытаясь помешать ему сделать снимок.
Мерзкая сторона меня, монстр, которого я прятал от Кайла, хотела выбросить этот телефон в окно. Чтобы разбить вдребезги, в пыль то, что осталось от их общения, из ревности. Но я сдержался: пристегнулся и бросил телефон ему на колени, не сказав больше ни слова.
Я злился, что она всё ещё с ним разговаривает. Он спровоцировал всё случившееся. Загнал меня в угол, сыграв на чувстве вины, зная, что я не смогу уйти от него после этого. Я хотел простить его, списать всё на зависимость, но всё усложнилось, как только появилась Элла. Монстр рычал в моей груди. Я был бы не лучше его отца, если бы набросился на него сейчас за это.
Я вцепился в руль. Жгучая ярость перекрыла все остальные эмоции, которые я чувствовал, и мне нужно было выбраться из машины, прежде чем я начну с ним ругаться. Я пыталась всеми фибрами своего существа не напоминать ему, каким он был чертовски глупым в тот момент. Мое сердце колотилось в груди так быстро, что я просто ждал, когда оно выпрыгнет из груди. Я надеялся, что, если это произойдет, боль закончится, и я смогу умереть, оставшись наедине с этими воспоминаниями об Элле поцелованной закатом.
Мы были в пяти минутах от Гнезда, когда его телефон зазвонил снова.
Кайл сбросил вызов, а я резко въехал во двор и выключил двигатель.
— Давай, отвечай, — процедил я, глядя на него.
— Арло, — покачал головой Кайл и сунул телефон в карман.
— Ответь ей, — снова сказал я.
— Говори, что хочешь сказать, Арло, — он отстегнул ремень безопасности и снял солнцезащитные очки, открыв свои тяжелые, измученные глаза. — Прекрати вот это вот всё, — он обвёл воздух рукой.
— Почему, блять, она тебе звонит?
Он провел языком по корочке на верхней губе, прежде чем заговорить:
— Потому что она была мне нужна.
Его честность сделала меня жестоким.
— Ар... — он сглотнул, открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но передумал.
Я вдохнул, но воздух жёг горло, как раскалённый металл.
— Во всём этом бардаке виноват ты, — я ткнул пальцем в пол, будто это что-то значило. Будто злость могла уйти туда, в землю, под днище Мустанга. — Ты нас сюда привёл. Ты чуть нас не угробил. И всё равно...
Она тебе звонит.
— Не потому что... — он остановился. Мы оба знали, что в этом нет ничего романтичного.
Это делало все еще хуже в каком-то больном, извращенном смысле. Элла, нуждаясь в Кайле на уровне, который был просто платоническим, вырывала мое сердце из груди. Она не доверяла мне.
— Арло, я прекрасно осознаю свою ошибку и решения, которые к этому привели. И все эти извинения, они не заставят тебя перестать злиться. Мы оба это знаем, — проговорил он тем спокойным голосом, каким с ним, наверное, говорили в терапии, как будто это должно было заставить нас обоих почувствовать себя лучше. — Элла понимает ту часть меня, которая не может не принимать эти решения. Она понимает, кто я, когда я под кайфом.
— Я не сделал ничего плохого, и она не хочет со мной разговаривать.
Он уставился на меня. Когда стены не стало, я увидел только обузу.
— Мне все равно, что тебе нужно. Всё, с меня хватит. До финала остались считаные дни. Нам не нужно это дерьмо, Кайл. Вырубай телефон и возвращай свою башку в игру. Больше никаких наркотиков, никакого секса, вся твоя чертова жизнь с этого момента — бейсбол.
— Арло, я не могу играть, — он наклонил голову набок. — Мне предстоит операция на плече. Разве Сайлас тебе не сказал?
— Нет, — зубы скрипнули от ярости.
Всё ускользало. Чем крепче я хватался за вещи, которые были мне дороги, тем быстрее они ускользали. Телефон Кайла снова завибрировал, и я не выдержал, рука сорвалась, и я ударил его в лицо так сильно, что его голова отлетела в окно.
Дверь за его спиной открылась, и Сайлас помог ему выбраться. Кайл пошатывался, словно в замедленной съёмке, пока не рухнул на колени, а затем, на широкие ступени Гнезда.
— Что, черт возьми, с тобой не так? — взорвался Сайлас, когда я вылез из машины и с силой захлопнул дверь, металл заскрипел от удара. — Ты в порядке? — спросил он Кайла, тот кивнул, утирая рукавом кровь из носа.
— Это снова из-за неё? — сузил глаза Сайлас. — Прямо блестяще звучит от человека, который сам не может следовать своим словам о том, что «вся жизнь — это бейсбол»!
Он шагнул ближе, а я сжал кулаки.
— Что, собираешься ударить меня, здоровяк? — фыркнул он. — Миленько. Ты, придурок! Ударил калеку, страдающего от ломки.
Он подождал, пристально глядя мне в глаза:
— Если ударишь, лучше молись, чтобы я упал.
— Я не одну драку с тобой выиграл, Сайлас. Сядь.
— Арло, у тебя голова кругом! Ты не можешь здраво мыслить. Ты нападаешь на людей, которые пытаются помочь! Ты думаешь, что потерять ее — это больно? Подожди, пока вообще никого не останется. — Он зарычал на меня. Я никогда не видел Сайласа таким злым. — Хочешь сорваться? Срывайся на мне. Кайл терпит тебя из чувства вины, Ван молчит, потому что ты его