Тогда выброси. Просто выброси его.
Но меня буквально подталкивает вперед странное, нездоровое любопытство. В этот раз он прислал мне не банальное сообщение, не поленился и вложил записку в конверт с… Что это для него? Трофей? Или он считает, будто это подарок, и я должна прыгать до потолка от счастья?
Ставлю на последний вариант.
Адреналина все больше, кровь в ушах стучит так громко, что я уже не слышу собственного дыхания, однако все-таки тянусь к небольшой записке. Желтоватая бумага, словно специально состаренная, лежала бы в руке как влитая, если бы не покрывающая ее пыльца. Но даже сквозь запах бумаги и чернил чувствуется едва уловимый аромат мужского парфюма. Резковатый, древесный и отдающий мускусом.
Он мог бы быть даже приятным, если бы не принадлежал убийце.
«Я не хочу, чтобы ты хоть на минуту забыла обо мне, милая муза. И точно знаю, что в твою чудесную голову не придет мысль обратиться в полицию: ты и сама понимаешь, что тогда арестуют и тебя. Ты виновата даже чуть больше моего, дорогая. Это ведь ты позволяла ему прикасаться к себе и терпела, пока эта крыса была еще жива. И теперь мы с тобой в одной лодке. До встречи, моя милая муза. Поверь мне, она случится очень и очень скоро».
Нет. Нет, нет, нет.
Я бросаю записку на пол вслед за телефоном, и она планирует вниз, как лист на осеннем ветру. Синяя пыльца на светлом коврике выделяется особенно ярко, но комната расплывается перед глазами и превращается в огромное смазанное пятно. Я не виновата. Я ничего не делала. Это он принуждал меня. Это из-за него меня не слушали. Я не… Я…
Я не смогла ему ответить. Никак. Я же просто Ванда. Слабая и пугливая Ванда, которой проще переждать и исцарапать себе руки в душе, чем откусить ублюдку член в очередной раз, когда он придет. К счастью, теперь он не придет уже никогда.
Из-за меня.
Мысль эта камнем ложится на плечи, и я сползаю на пол, спиной прислонившись к шкафу. Нервничаю и запускаю пальцы в волосы, не обращая внимания на остатки пыльцы. Размазываю ее по щекам, смахивая выступившие слезы и до крови прикусываю нижнюю губу от досады. Только ни боль, ни отчетливый привкус железа во рту не отрезвляют.
Из-за меня.
И ведь он прав. Стоит отнести это в полицию, и меня прижмут, точно как в прошлый раз. Не поверят, и кому как не мне об этом знать. Я не знаю, кто он, откуда взялся, с чего решил называть меня своей музой и что значит его «до встречи», но кое-что я понять в состоянии: он гораздо сильнее меня и прекрасно знает, чего хочет.
Но я-то этого не хочу. Неужели я так много прошу? Пара лет спокойной жизни, где не будет ни похотливого ублюдка-отчима, ни сумасшедшего убийцы-сталкера. Боже, даже думать-то об этом смешно. И я горько усмехаюсь, утирая слезы. Ладно, я не понесу его «подарок» в полицию и не стану связываться с местным шерифом, но кое-что сделать все-таки могу.
В конце концов, это мой последний шанс.
Отряхнув телефон, я открываю электронную почту и с замиранием сердца проматываю входящие. Давай же, хоть где-нибудь мне должно повезти, разве нет? Рассылки из социальных сетей, оповещения из мобильной игры, какой-то бесполезный спам… Ага, вот оно. Мой билет на свободу.
«Поздравляем, мисс Уильямс, вы успешно сдали вступительные экзамены. Дополнительная информация и необходимые документы прикреплены к этому письму, ознакомьтесь с ними и пришлите нам заполненные копии не позднее, чем до конца следующей недели».
Читать дальше нет сил, да и зачем? На лице проступает слабая улыбка, сердце вновь подскакивает к горлу, но на этот раз не от страха, а от облегчения. Наконец-то. Наконец-то! Совсем скоро этот кошмар закончится. И плевать я хотела на психопата и его бабочек.
Я обо всем забуду. Сделаю вид, что все это произошло с другой Вандой, – оставлю ее в прошлом и создам новую, яркую и самостоятельную, готовую дать отпор любому. У меня получится.
Окрыленная этой мыслью, я сгребаю бабочку и записку обратно в конверт и убираю его в небольшой ящик внутри платяного шкафа. С глаз долой, из сердца вон, как любит говорить мать. И ее туда же. Пусть утрется – в академию я все-таки поступила, и совсем скоро мы расстанемся. У меня будет как минимум несколько лет свободы и покоя.
Я прикрываю глаза и никак не могу согнать с лица улыбку.
Осталось лишь немного подождать. Совсем чуть-чуть.
Творец
До начала семестра всего несколько дней, и документы моей милой музы уже покоятся на столе у ректора – тут и гадать не нужно, я видел их собственными глазами позавчера. И чем ближе начало учебного года, тем сложнее держать себя в руках и просто ждать. В голове роятся десятки, сотни навязчивых мыслей и все они так или иначе сводятся к одному: Ванда Уильямс должна принадлежать мне.
Сейчас.
Никакая подделка, никакая смутно похожая на нее девица не в состоянии ее заменить. Перед глазами как наяву всплывает образ последней убитой девушки: копна растрепанных темных волос, разбитые в кровь губы и опустевшие глаза. Она была до неприличия холодна и до отвращения криклива, пока нож не коснулся ее тонкой шеи и сквозь открытую рану не хлынули кровавые слезы. Какая жалость, что никто не слышал ее криков на пустоши – никто и не догадается искать там до следующей недели.
Я нетерпеливо облизываю пересохшие губы и поглубже откидываюсь на спинку. В моих скромных апартаментах толком нет мебели, только это мягкое просторное кресло, широкая кровать и кухня в соседнем помещении, да и бываю я здесь всего пару раз в год. К чему заморачиваться? Но сейчас хочется разнести их в клочья или по крайней мере смахнуть со стола посуду. Однако под рукой ни стола, ни посуды, только старый ноутбук – чужой, купленный когда-то через третьи руки только ради того, чтобы искать информацию.
Или наблюдать за милой музой, которая до сих пор не выехала из Рокфорда. Если бы дорогая Ванда была здесь, если бы я мог хотя бы прикоснуться к ней, кто знает, быть может, та девчонка и выжила бы. Мы встретились по дороге из аэропорта Лос-Анджелеса – бедняжке