Здесь меня никто не тронет. Никто не найдет. А самое страшное, с чем я могу столкнуться, – болтливая соседка.
– А что там насчет профессора Эллиота? Я хочу узнать все из первых рук.
– Спокойной ночи, Микаэла.
Муза
И все-таки в Белморе оказалось не так плохо, как я представляла поначалу. Мягкая удобная кровать, милая, пусть и болтливая, соседка и не такие уж сложные занятия. В первые дни я успела познакомиться лишь с парой преподавателей, но ни один не пытался смешать меня с грязью или поставить ниже остальных. Им нет дела до того, что я учусь здесь только по чьей-то милости.
Я не сталкивалась с профессором Эллиотом – или мне тоже стоит звать его Тварью? – с церемонии открытия, и сейчас, сидя в аудитории в ожидании его первой лекции, меня наконец накрывает волнение. Кто же он все-таки такой? И почему дал мне рекомендацию?
Но спокойно подумать мне сегодня не суждено.
– Нашли еще одну девушку!
Кейт Харрис вихрем врывается в аудиторию, будто так и надо. Ярко-розовые волосы развеваются во все стороны – наверняка бежала по коридору, а то и по всей территории академии, лишь бы побыстрее разболтать громкую новость. Не хватало еще слушать ее бесконечный треп об очередном поехавшем с ножом. Мне и так хватило.
Я отворачиваюсь к окну и на мгновение бросаю взгляд на пасмурный пейзаж снаружи: отсюда не видно ничего, кроме редеющего газона во дворе и высоких стен соседнего корпуса. Академия Белмор сегодня – все равно что чертов Сайлент Хилл [1] с одинаковыми серыми зданиями и густым туманом повсюду. Не хватает только уродливых тварей, но за них сегодня Кейт и ее любимые монстры. За первую неделю я услышала от нее столько историй об убийствах, сколько не видела в новостях за всю жизнь.
Стоило бы достать наушники, пока она не успела разойтись. Но уже слишком поздно.
– Дай глянуть! – Энди – наш однокурсник – выдергивает из рук Кейт телефон и приоткрывает рот от удивления. – Мать твою, ну и дичь. Не удивительно, на такую серость только психопаты и клюют.
– Для тебя все серость, у кого сиськи из кофты не вываливаются. – По голосу слышу, что Кейт закатывает глаза, и все-таки достаю из стоящей под столом сумки наушники. Может быть, еще успею избавить себя от их болтовни. – Дело не в том, кого убили, а в том, как: это снова студентка, и у нее снова полный рот синих бабочек. Одно с другим-то сможешь сложить?
– Могу, Харрис. Ты смотришь слишком много тру-крайм видео, а какой-то отбитый хрен просто дрочит на бабочек.
С каждой секундой они ругаются все громче, осыпают друг друга шутливыми оскорблениями и отмахиваются от подтянувшихся ко входу в аудиторию ребят, а я так и замираю с наушниками в руках. Кейс от них с грохотом валится на пол и отскакивает в сторону, но перед глазами у меня уже далеко не натертый до блеска дорогой паркет и собственные туфли. Нет, вовсе нет. Я даже не могу сказать, действительно ли я до сих пор в академии.
Десятки ярко-синих бабочек у него во рту, блестящие иголки в его безвольно повисших руках и кровь – кровь повсюду, от мягкого коврика до стен в нашей гостиной. Но гораздо хуже были его закатившиеся и помутневшие глаза.
Ты врешь сама себе, Ванда. Хуже всего было сообщение, и ты всегда знала, кто и кому его написал. Я сглатываю подступивший к горлу ком и крепко хватаюсь за край стола – до боли, до побелевшей кожи. Не помогает. Сколько раз говорила себе не вспоминать об этом? И каждый раз одно и то же.
Этого не было. Этого не было. Этого не было.
«Это мой тебе подарок, дорогая Ванда». «Я спас тебя». «Ни у кого нет права прикасаться к моей музе».
Боже, меня сейчас вывернет наизнанку прямо здесь, в чертовой аудитории, где оглушительно громкий голос Кейт Харрис раздается прямо над ухом. Сливается с другим голосом, которого я никогда не слышала, и превращается в отвратительную какофонию.
Я прикрываю глаза и качаю головой, запускаю пальцы в волосы и гоню непрошеные воспоминания прочь. Прошел месяц, я уже далеко от Рокфорда, и смерть отчима – не мое дело, им занимается полиция. Вот они пусть и выясняют, кто написал ту проклятую записку кровью и причем здесь синие бабочки. Это всего лишь глупое совпадение, а я…
– Ты в порядке, Уильямс? – Наконец до меня доходит, что говорит Кейт, хотя слова до сих пор долетают, словно из-под толщи воды. Или из-за густой пелены тумана. Я дышу глубже. Чаще. Спокойнее.
– Да позови ты медсестру, хватит над ней прыгать, Харрис, ты что, не видишь, что ей плохо? – Это уже другой голос, но у меня нет сил вскинуть взгляд и узнать, кто там.
Отмахнувшись от Кейт, я поднимаю упавший на пол кейс и разлетевшиеся по сторонам наушники. Только наигранной заботы мне не хватало, все прекрасно знают: в академии Белмор каждый сам за себя, уж это-то я за первую неделю прекрасно уяснила. И к тем, кто не родился с золотой ложкой во рту, здесь относятся соответствующе: улыбаются тебе в лицо, а за глаза поливают грязью и мечтают подставить в любой удобный момент. Потому что тебе, грязь, рядом с ними не место.
Гниль. Такая же, как и мой отчим.
Спасибо, что хотя бы преподаватели держатся достойно.
– Я в норме, – говорю я, а голос все-таки дрожит. – Просто голова закружилась, ничего особенного. Болтайте себе дальше, пока профессор не пришел.
Половина аудитории разом оборачивается к дверям, но те лишь немного приоткрыты – в коридоре до сих пор ни души, хотя занятие уже минут десять как должно было начаться. История литературы – предмет, который мне и даром не нужен, но почему-то оказался у меня в расписании.
– Ну и отлично. – Кейт хлопает меня по плечу, словно мы с ней лучшие подружки, а потом снова разворачивается к Энди. – Так-то она права, надо завязывать, пока Тварь не пришел. Он нам головы откусит, если мы при нем хоть слово лишнее скажем.
– Вот и завязывай. Я про твоих убийц с бабочками слушать не хочу, мне хватило и того, который из сердец цветы вырезал. Мало того, что в те годы весь Лос-Анджелес на ушах стоял, так еще и ты до меня постоянно докапывалась. Найди себе кого-нибудь с