— Клятва Гильдии не спасет Империю от эпидемии, — голос Императора стал холоднее. — Я сам разберусь с этическими вопросами.
— Нет, позвольте, Ваше Величество!
Я знал, что переступаю все мыслимые и немыслимые границы. Перечить Императору — это даже не должностное преступление. Это государственная измена. Но молчать было нельзя.
— Я настаиваю — есть другой способ! Должен быть другой способ! Мы просто еще не нашли его.
— У нас нет времени на поиски, — Император сделал шаг ко мне. Его тень упала на меня, полностью скрывая от света камина.
— Ваше Величество, подумайте о последствиях! — я не отступил. — Если вы открыто скажете народу «умирайте ради других» — пусть даже только безнадежным больным — что произойдет?
Еще шаг. Он был теперь в двух метрах от меня.
— Продолжайте.
— Ваш рейтинг упадет. Это минимум. Церковь объявит вас еретиком — человеческие жертвы противоречат всем канонам. Армия может отвернуться — солдаты не захотят служить правителю, который превратил медицину в скотобойню. Начнутся бунты. Саботаж. Возможно — революция.
Император медленно подошел еще ближе. В упор. Я чувствовал его дыхание — оно пахло мятой и еще чем-то неуловимо горьким… лекарствами? Он болен?
— Вы думаете, меня волнуют рейтинги, Разумовский?
Его голос был тихим, почти шепотом, но в нем была такая сталь, что, казалось, она могла бы резать металл.
— Вы думаете, я сижу во дворце и считаю проценты популярности, как какой-то выборный клоун из западных демократий?
Еще полшага. Теперь между нами было меньше метра.
— Мне плевать на рейтинги. Мне плевать, что обо мне напишут в учебниках истории — тиран или спаситель. Мне плевать, проклянет меня Церковь или канонизирует.
Он говорил все громче, и в его голосе появилась настоящая, неподдельная, выстраданная страсть.
— Меня волнует только одно — чтобы жил мой народ! Чтобы Империя выстояла! Чтобы не повторилась Черная Чума, когда вымерла треть населения! Если для этого нужно стать чудовищем в глазах современников — я стану чудовищем!
Последние слова он почти выкрикнул мне в лицо. Он прошел мою проверку. По крайней мере на словах.
Император вдруг сник. Его плечи опустились. На лице проступила бесконечная, смертельная усталость.
— Но вы правы в одном, — продолжил он уже тише, почти беззвучно. — Открыто я этого сделать не могу. Народ не поймет. Поэтому и нужны… посредники. Люди, готовые взять этот грех на себя.
Он посмотрел на Анастасию, на Васнецова.
— Вы понимаете это? Вы готовы стать козлами отпущения, если потребуется?
— Да, Ваше Величество, — ответили они хором.
Готовые на все. Фанатики. Или просто люди, которым уже было нечего терять.
В этот момент один из охранников — молодой, лет двадцати пяти, светловолосый парень, стоявший у двери, — вдруг схватился за горло. Его глаза выпучились, рот открылся в беззвучном крике. Лицо начало стремительно синеть. Потом он упал.
Я активировал Сонар. Это была не игра. Человек реально задыхался. Более того — он умирал. Прямо сейчас.
Это было уже ни в какие ворота.
Я сделал шаг вперед и пристально посмотрел на Императора.
— Хватит, ваше величество, — сказал я, когда тот обернулся на меня. — Я уже понял, что это проверка. Больше не нужно подвергать опасности людей.
Александр Четвертый не сдержал улыбку. Уголок его губ пополз в сторону и делался все шире и шире.
— Догадались все-таки, — усмехнулся он. — Но как?
Глава 2
Все присутствующие в комнате смотрели на меня.
Охрана держала автоматы опущенными, но я видел — пальцы лежат на спусковых крючках. Профессионалы.
Готовы открыть огонь за долю секунды. Император ждал ответа, и в его глазах плясали отблески камина. Или это был интерес? Сложно сказать — лицо оставалось непроницаемой маской власти, отточенной десятилетиями.
Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как адреналин холодит кончики пальцев.
Момент истины. Но в своей правоте я не сомневался. Вопрос только в том, признается ли он.
— Прежде чем я объясню, Ваше Величество, — сказал я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце колотилось как молот по наковальне — ударов сто тридцать в минуту, не меньше. — Прошу вас ввести антидот вашему охраннику. Ведь это яд, который я должен был обнаружить, верно?
приподнял бровь. Впервые за весь вечер на его лице промелькнуло искреннее, неподдельное удивление. Всего на мгновение — но я успел заметить. Первая трещина в безупречной маске.
— Проницательны, господин лекарь. Очень проницательны.
Он кивнул одному из охранников — короткий, почти незаметный жест. Но его поняли мгновенно.
— Введите противоядие.
Второй охранник — коренастый детина с лицом боксера — достал из подсумка автоинъектор. Опустился на одно колено рядом с «умирающим» товарищем.
Сорвал защитный колпачок и вонзил иглу в шею — точно в проекцию яремной вены. Без суеты.
Я наблюдал, но уже не как участник драмы, а как лекарь. Десять секунд. Пятнадцать. Двадцать…
Вот оно.
Цианоз начал отступать, сначала вокруг рта, потом со щек. Восстанавливается нормальный цвет кожных покровов, улучшается капиллярное наполнение. Дыхание из стридорозного, с хрипами и свистом, переходит в везикулярное — ровное, глубокое.
Реакция на антидот почти мгновенная. Значит, яд и противоядие — парные, скорее всего, из одной лаборатории. Быстродействующий нейротоксин и специфический ингибитор.
Красивая работа.
«Отравленный» закашлялся, сел, потирая горло, и виновато посмотрел на Императора.
— Прошу прощения, Ваше Величество. Не рассчитал дозу. Чуть не переиграл.
— Потом разберемся, — отрезал Александр Четвертый и снова повернулся ко мне. — Благодарю за заботу о моих людях. Теперь объясните — как догадались?
Я усмехнулся. Не удержался.
Обвел взглядом всех присутствующих. Васнецов перестал теребить свои янтарные четки — застыл, превратившись в статую. Громов вспотел еще сильнее, если это вообще было возможно; по его лицу текли настоящие ручьи.
Анастасия смотрела на меня с… интересом? Предвкушением?
А Серебряный в своем углу по-прежнему казался частью тени.
— С самого начала это походило на дешевый фарс, Ваше Величество.
Анастасия дернулась, словно ее хлестнули кнутом. Ее губы инстинктивно сжались в тонкую линию. Защитная поза, задетое самолюбие. Она, видимо, была одним из режиссеров этого балагана. И ей очень не понравилось, что главный актер отказался играть по ее сценарию.
— Меня вызвали сюда якобы для важного разговора. Угрожали. Шантажировали. Загоняли в угол как дикого зверя. И все ради чего?
Я сделал театральную паузу.
— И что же в этом странного? — Анастасия все-таки не выдержала, скрестила руки на груди.
— То, что содержание разговора можно было передать по телефону за тридцать секунд. «Илья Григорьевич, сходите в архив Снегирева, поищите еще информацию». Все. Конец связи. Но нет — меня притащили в подвал, устроили целое представление…
— Двуногий, осторожнее, —