— Фельдшер, — ответил я спокойно. — И да, отлично готовит.
— Как мило! — в ее голосе появился яд. — Как… традиционно. Но знаешь что, Илья? Мужчины твоего уровня не ограничиваются одной женщиной. Особенно провинциальной.
Артем, до этого молча пялившийся в окно, не выдержал:
— Девушка, вы бы постыдились! Так откровенно навязываться! У человека невеста есть! Семья скоро будет!
Анастасия рассмеялась. Смех был красивым, мелодичным, тренированным. Из тех, что годами оттачивают на светских приемах.
— Милый лекарь, вы ревнуете? Не волнуйтесь, на вас я не претендую. Вы слишком… простой для моего вкуса.
Артем густо покраснел. То ли от злости, то ли от смущения.
Бедный Артем. Он — воплощение порядочности и простых, правильных понятий. И для такой акулы, как она, его праведный гнев — просто забавное развлечение. Она играет с ним, как кошка с мышкой, прежде чем съесть.
— А любовь… — она снова посмотрела на меня в зеркало. — Любовь приходит и уходит. Особенно когда на горизонте появляются такие мужчины, как Илья Григорьевич. Богатые. Успешные. Со связями на самом-самом верху.
Она медленно, демонстративно, провела кончиком языка по губам.
— Вот это да! — присвистнул в моей голове Фырк. — Она прямо раздевает тебя взглядом! И ни капли не стесняется! Бесстыдница! Двуногий, держи оборону!
Для нее это игра. Охота. Развлечение скучающей аристократки. Заполучить восходящую звезду медицины, похвастаться перед подружками, а потом выбросить, когда надоест.
И она не понимает, что я играю в совершенно другие игры.
— Может, мне стоит переехать в Муром? — продолжала она, выруливая на широкую магистраль. — Внесу немного столичного блеска в вашу серую провинцию. Сниму домик по соседству. Буду заходить к вам за солью. Или за… срочной медицинской консультацией.
— Муром тебя разочарует. Там нет модных клубов, нет ресторанов с звездами, нет бесконечных светских приемов.
— Зато там есть ты.
Прямолинейно. Грубо. Но на кого-то другого это, возможно, и подействовало бы. Но не на меня. И как по мне лучшее в этом случае молчание. После таких слов… что можно сказать? А молчание оно позволяет подвесить разговор… и похоже нашему водителю оно явно не понравилось.
Машина плавно остановилась у отдельного терминала частной авиации. Анастасия вышла первой, обошла машину и сама открыла мою дверь. Наклонилась, и ее глубокое декольте оказалось прямо на уровне моих глаз.
Театр. Все — театр. Каждое движение, каждый взгляд, каждый наклон. Она не просто прощается. Она ставит многоточие. Оставляет открытый финал в своей пьесе.
— Жди меня, Илья, — прошептала она. — Я скоро приеду. Обещаю.
Она провела тыльной стороной пальцев по моей щеке.
— И я всегда держу свои обещания.
Она села обратно в машину и, с эффектным визгом шин, уехала. Театрально. И пусто.
Артем стоял рядом, провожая взглядом удаляющийся седан.
— Она ведь и правда приедет, — сказал он, покачав головой. — Стерва та еще, но упорная. Такие, как она, привыкли всегда получать то, что хотят.
— Пускай приезжает. Ей в Муроме ничего не светит.
— Уверен? У нее деньги, связи, внешность. И полное отсутствие каких-либо тормозов.
— У меня есть Вероника. Этого достаточно.
Артем усмехнулся.
— Романтик. Ладно, посмотрим. Но я бы на твоем месте предупредил свою невесту. Такие акулы, как Шелестова, могут и невесту сожрать, и даже не подавиться.
Он прав. Он видит в ней угрозу. А я… я вижу в ней просто еще одну сложную пациентку. С хронической формой скуки и острым дефицитом внимания. Лечится. Но точно не моими методами.
ВИП-зал ожидания встретил нас прохладой кондиционеров и густым запахом дорогого кофе. Мягкие кожаные кресла, приглушенный свет, тихая классическая музыка. Настоящий рай для усталого путешественника.
Артем рухнул в кресло, с наслаждением вытянув ноги.
— Знаешь, я до сих пор не верю, что мы это сделали. Операция на открытом мозге с криоабляцией опухоли в стволе! Это же войдет в историю медицины!
— В тайную историю, которую никто никогда не узнает.
— Да, жаль… — он помрачнел. — Нобелевская премия была бы наша. Стопроцентно. Первая в истории успешная операция такого уровня сложности.
— Нобелевская премия — это хорошо, но жизнь девочки все-таки важнее славы.
— Согласен. Но все равно немного обидно. Ладно, зато денег дали! — он снова оживился. — Мне полмиллиона отвалили! Представляешь? Мама в обморок упадет, когда узнает. А папа потребует полный отчет, на что я их потрачу. Скажет — положи на депозит, купи квартиру, инвестируй в ценные бумаги!
— И что ты сделаешь?
— Куплю новый аппарат для анестезии в нашу больницу. Немецкий. Самый лучший. И еще на расходники на год вперед останется.
Вот за это я его и ценю. Мог бы купить себе дом, машину, прокутить все в столичных ресторанах. А он думает о больнице. О пациентах. Настоящий лекарь. Не по званию, а по сути.
— Его Величество оказался щедрым, — продолжал Артем. — Хотя тебе, наверное, дал раз в десять больше?
— Примерно.
— Миллионов пять?
— Десять.
Артем поперхнулся кофе. Закашлялся, его лицо покраснело.
— ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ⁈ Ты это серьезно⁈
— Плюс личная протекция и полная поддержка моего диагностического центра.
— Офигеть… — выдохнул он. — Ты теперь не просто богач. Ты олигарх. Можешь не работать до конца своей жизни!
Не работать? Сидеть на мешке с деньгами, медленно покрываясь пылью и жиром от скуки? Нет уж. Эти деньги — не для того, чтобы не работать. Эти деньги — для того, чтобы работать так, как я считаю нужным. Без оглядки на бюджеты, главврачей и гильдейские протоколы. Это не пенсия. Это — свобода. И я собираюсь использовать ее на полную катушку.
— Я не умею не работать, — сказал я, отпивая свой кофе.
Объявили посадку на рейс до Владимира. Частный дирижабль — небольшой, мест на двадцать, но невероятно комфортабельный. Мягкие кожаные кресла, индивидуальные экраны, даже мини-бар с прохладительными напитками. Продолжение столичной роскоши.
В полете Артем не унимался, его переполняли эмоции.
— Знаешь, что меня больше всего поразило? Когда Его Величество лично пришел нас поблагодарить. Он пожал мне руку! Император! Мне! Простому анестезиологу из Мурома!
— Он обычный человек, Артем. Просто с короной на голове.
— Обычный? Да ты что! Он же… он же Император! Самодержец! Властелин судеб!
— И отец, который до смерти боялся потерять свою дочь, — тихо сказал я.
Это отрезвило Артема. Он задумался, глядя на проплывающие внизу облака.
— Да, наверное… ты прав. Но все равно. Это же такая честь!
Для него Император — это символ, портрет на стене, ожившая легенда. А я… я видел его на коленях. Видел его слезы. И эта разница в восприятии теперь навсегда останется между нами. Я видел человека под короной, а