— Это? А это хозяева бывшие проснулись. Потянулись, в окошко глянули — а тут мы. Сейчас убивать нас кинутся, — равнодушно ответил Чародей.
— Хозяева? — напряжённо переспросил Рауль.
— Ну да. Вильгельм же тут братца своего сводного оставил, как его, беса… — Всеслав защёлкал пальцами, повернувшись к Рыси, сделав вид, что забыл имя.
— О́до, епископ Байо́, — мигом отозвался воевода, вытянувшись во фрунт. Переигрывал, конечно, но никто, вроде бы, не обратил внимания.
— Он жив? — резко спросил де Крепи.
— А чего ему будет-то? Порт занимать он нам не мешал. Сидел бы себе и дальше в за́мке, пожил бы подольше. Но, судя по трубам, решил повоевать напоследок. Ну, сам виноват, что теперь скажешь? Некогда мне за каждой пись… тьфу ты, за каждым епископом по горам здешним лазать. Сейчас они построятся, погудят для куражу в дудки свои да сюда и поскачут.
Мирный тон и беззаботный вид, с каким говорил и смотрел из-под ладошки домиком Чародей на резиденцию здешнего наместника в белых скалах Дувра, откуда продолжали надрываться трубы, с ситуацией явно остро диссонировал. На открытом месте стояли главы ведущих мировых держав. Прикрытые непобедимым и бесчисленным флотом. Но с воды. А враг должен был вот-вот спуститься с горы. Всеслав хмыкнул, найдя в моей памяти тот старый анекдот про двух быков и всё стадо. Да, было забавно.
— И что? — эти слова Рауль почти что прорычал. Наверняка тоже не любил, когда чего-то не понимал.
— И всё. Накажет их Господь за алчность, гордыню и… Гнат, за что ещё Он их накажет? — продолжал потешаться Всеслав.
— За чревоугодие, похоть, гнев, зависть и… ещё чего-то, я забыл, — Рысь начал молодцевато, а закончил растерянно и почти робко.
— Уныние, — подсказал Филипп из-за широкой спины отчима, явно не понимая, чего ждать дальше от этих странных людей.
— Во! Точно! Уныние — смертный грех! Так что выше нос, дядя! Мы русские, с нами Бог, так что унывать некогда, — хлопнул онемевшего Рауля по плечу Всеслав. И уже нормальным, не шутейным голосом скомандовал:
— Ян, две белых с обеих сторон!
Латгал отошёл чуть левее, вскочил на какую-то бочку, что продолжала лежать на дороге с самого утра, и замахал руками. Франки и северяне смотрели за его движениями, как зачарованные. А потом загомонили, увидев, как на крышах появляются фигуры, справа и слева, и передают те же самые знаки дальше, кому-то, кого нам отсюда видно не было. А через некоторое время с восточной и западной окраин взмыли в небо самострельные болты. Ну, то есть их самих никто, конечно же, не разглядел. А вот два больших дымных облака, развернувшихся в чистом небе после двух неожиданных ударов грома, увидел каждый, и на берегу, и на высоких скалах, куда не ступала, наверное, нога человека никогда. До этого дня.
Пока северяне бубнили над картой побережья, мы с Рысью продумывали этот этап. Дорога к за́мку епископа была извилистой и кривой. Осаждать его, да и просто подобраться к стенам для этого, было чревато. Десяток хороших лучников на скалах мог задержать в тех теснинах сотню, а то и не одну. Но то, что могло помешать штурмовать крепость, что сдалась Вильгельму после битвы при Гастингсе и с той поры только усиливалась, сегодня сыграло против защитников. Выкатиться широкой конной лавой и сбросить нас с берега в во́ды Па-де-Кале они тоже сразу не могли. Поэтому начали планомерный спуск, чтобы выйти на оперативный простор. Ожидаемо задерживаясь в узких местах, о которых мы знали. И не только мы.
Когда с неприступных белых скал воспарили в яркое голубое небо три белокрылых ангела, весь берег ра́зом выдохнул. Кто-то шептал молитвы, кто-то крестился, особо впечатлительные бухнулись на колени. Мы с Рысью смотрели во все глаза. И оба думали об одном и том же. Чтобы у «Стрижа» выдержало крепление. Но Боги и вправду были за нас.
Эскадрилья, поймав восходящие от моря потоки, поднялась выше. Там разделилась и пошла на цель. Один справа, второй слева, третий, судя по контурам и размаху крыла, Лешко на «Сыче́», от Солнца, по центру. Да, теперь птичек было три: «Стриж», «Дрозд» и «Сыч».
— А почему «Сычо́м» решил назвать? — с интересом спросил его тогда Всеслав.
— Ну а как ещё-то? «Кье́чет»? «Во́ьон»? «Гьяч»? — хмуро отозвался наш Икай.
Мы видели, как поочерёдно отсоединялись от рамок бочонки и падали вниз. Грохот и крики слышали все, все чувствовали, как дрожала под ногами английская земля, враз ставшая для бывших хозяев резко враждебной. И как белые скалы Дувра швырялись в них камнями, размером с коня.
Выдержали все, и «Сыч», и «Дрозд», и «Стриж», за которого мы так переживали с Гнатом. Птички ушли на вираж и потянулись на восток, чтобы успеть подхватить ещё морского ветра. И уже скрывшись почти за скалой, откуда слетели, самый крупный дельтаплан чуть качнул крылом, прощаясь. Вот пижон!
— Это чего было только что? — подсевшим голосом спросил Рауль. Изумление на медвежьей морде смотрелось одновременно и забавно, и тревожно. Видно было, что он нечасто демонстрировал подобные эмоции.
— Это? Это архангел Михаил, архистратиг воинства Христова, с двумя ангелами спустился ненадолго с небес и наказал супостатов… За что там наказал, Гнат? — на голубом, пусть и серо-зелёном глазу искренне ответил Всеслав.
— За всё, — лаконично отозвался воевода, глядя за тем, как перемещаются по крышам Яновы стрелки́ и его нетопыри. Которых никто кроме него не видел.
— Вот, — удовлетворённо кивнул Чародей, — за всё.
— Как-кие ангелы? — явно устав с непривычки удивляться поперхнулся аж де Крепи.
— Христовы, я ж сказал, — внятно, доходчиво, как маленькому, повторил Всеслав.
— А… А имена? — медведь понимал, что говорил и выглядел довольно странно, но мозг за взорванной картиной мира в целом и Дувра в частности явно не поспевал.
— А тебе на что? — уже вполне искренне удивился великий князь.
— Ну это… Мессу там, молебен… — окончательно стушевался не единожды граф.
— Молебен? Ангелам? — с сомнением и даже некоторым сочувствием посмотрел на него Всеслав. — Думаю, достаточно будет вознести хвалу Господу, а он там сам разберётся, кому передать. Ну, или этим твоим святым, как их? Мартин, Жермен, Брунгильда?
— Святая Клотильда, — на автомате поправил Рауль.
— Ну вот им тоже можно помолиться, что не попустили злу свершиться и восторжествовать, — уверенно кивнул Чародей.
— А ты кому будешь хвалу возносить? — самообладание явно начинало возвращаться к медведю. Вон какие политические вопросы поднимать начал.
— Всем, — решительно заявил Всеслав. — Всем Богам на свете я благодарен и признателен за то, что помогли нам сегодня, что