Речь Всеслава переводили-толмачили уже и на франский, и на датский, и на другие языки. Воины, торговцы и горожане, ловя каждое слово, доносили его до своих, не знавших нашей речи. Торопливо, путаясь, поправляясь, взахлёб. Возле каждого из ретрансляторов-переводчиков собирались густо люди, причём задние только что не по плечам передних лезли ближе. На них шикали, но негромко, чтобы самим не пропустить ни единого слова. Чувствуя, что рычавший великий князь, колдун и оборотень, повторять не станет. Сёма, кажется, даже картавить перестал, и вещал убедительно, как с броневика, жестикулируя и блестя чёрными глазами.
На последних словах Всеслав распахнул руки, обводя захваченный невероятно быстро город, берег и бухту, где больше не было флота будущей Владычицы Морей. Хотя, это в моём варианте будущей истории Британия получила такой титул. Или сама себя решила так величать, у них, англосаксов, такое в порядке вещей: назваться самыми умными, сильными и богатыми среди себя самих, и заставить остальных в это поверить. Теперь же история шагала явно не в этом направлении. И с тем, чтобы обзавестись новым флотом, да даже просто начать строить и спускать на воду корабли, кроме торговых и грузовых, у амбициозных островитян теперь явно будет масса сложностей. Об этом мы тоже договаривались.
— Все-слав! — рявкнул Рысь в повисшей, наконец, тишине, когда затихли звуки последних несинхронных переводов. И от души приложил мечом плашмя по щиту.
— ВСЕ-СЛАВ!!! — грянула дружина уже на втором повторе. Грохот и лязг заставил вздрогнуть тех, кто не был готов к ним, тех, кто не был воинами. Протяжно и гулко завыли лохматые крокодилы Эдвина.
— ВСЕ-СЛА-А-АВ!!! — в третий раз кричал, кажется, уже весь Дувр. И вся Британия. И полмира с ними вместе, от лица которого самозабвенно орали союзники, колотя в щиты.
«Вот это мы выдали, друже», — с растерянностью сказал я. Вой и грохот вокруг стоял такой, какого и при захвате порта не было.
«И не говори. Но, вроде, неплохо вышло», — с ощутимым удовольствием отозвался Воин. В нашей с ним голове, одной на двоих, помех для разговора по-прежнему не было. Как и для полного взаимопонимания.
Глава 15
И что нам с этим делать?
В Кентербери вернулись под вечер, темнеть уж начинало. В обратную сторону кони не рысили, а шли степенным шагом, как и пехота. Которой — небывалое дело! — с боя возвращалось больше, чем заходило в него. И одно только это обстоятельство радовало так, что остальные можно было и не считать. Но увы, нужно было.
Этим и занялись после постановки задач. Рысь принял под командование почти пять сотен франков и увёл их распределяться: лучников — к Яновым, копейщиков — к Свеновым. И пару десятков к себе. Люди военные находили общий язык на удивление быстро, даже общаясь на разных. У них была одна цель и одни задачи. Люди, облечённые властью, хоть и говорили на одном, совещались дольше. У них задач и целей было больше на несколько порядков.
— А ангелы будут? — спросил Филипп, когда почти закончили планировать подготовку ко встрече Вильгельмовых засранцев. И, судя по тому, как быстро, остро и с надеждой глянули на великого князя все присутствовавшие, вопрос нешуточно волновал каждого.
— У нас говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай!» — отозвался Всеслав с улыбкой. Но издеваться над парнем не стал. — Станет худо — выручат. Мы в нашу правду и нашу силу верим твёрдо. А каждому должно воздасться по вере его, так ведь говорят, святой отец?
— Истинно так, сын мой! — важно прогудел Стиганд. К которому наконец-то начал возвращаться бархатный бас. И доспех он себе где-то нашёл под размер пока нас не было, на окорок в сетке уже не был похож.
Про войско Бастарда с лёгкой руки Всеслава и острого языка Рыси теперь говорили только так. С насмешкой и издевательским сочувствием. Новости от какой-то дальней родни Самуила, родичей Клайда и Эдвина подтверждали: злокозненный план торговца разным товаром работал отлично. Рати Завоевателя «гопта́ли и дгиста́ли». А перед нами стояла серьёзная задача — придумать за оставшуюся пару дней, что бы такое сделать, чтобы эта орда дерьмодемонов и доходяг не спутала нам все карты.
Стояла уже глухая ночь, когда в сопровождении Ти́та в обитель архиепископа, где мы и засели, вошёл парнишка лет двенадцати, тощий аж до синевы. С криво заплетёнными в две косы рыжими давно не мытыми па́тлами. На ногах он стоял крайне неуверенно. И был насквозь мокрый.
— Тот, что со здоровыми хортами-псами приходил, привёл. Они у переправы оба из воды вылезли, как мавки. Если бы эти их телята клыкастые отряхиваться не принялись, да этот тощий не заперхал — проскочили бы. И так еле успел Яновых упредить, — доложил Тит.
— Мимо твоих? — удивился Всеслав. Навыки лиходеев Ти́това десятка сомнений никогда не вызывали. Впрочем, как и честность.
— Я тоже не ожидал, княже, — признался опытный десятник, разведчик и штурмовик. — Но ниток мы там с бубенцами-колокольцами уже натянули и черепков глиняных разбросали. Теперь внимательнее будем.
— А сам длинный где? — спросил Чародей.
— Он пальцем потыкал в этого, потом за стены, в этом вот направлении, и кулак к сердцу прижал. Мы поняли так, что про какой-то уговор твой с ним речь шла. А потом ещё раз в мальца указал и вот эдак сделал.
Тит показал ладонью, будто рот разевая, когда четыре пальца — верхняя челюсть, а один большой — нижняя, как в забаве детской.
— Давай сюда его. Поснедать гонцу, вон, как его ветром валяет. Стиганд, поможешь? — разом озаботил много народу Всеслав.
— Конечно, княже, — кивнул архиепископ, подхватив тощего пацана, повернувшись через лавку, и усадив рядом с собой. С кухни тащили чего-то горячее, теперь там было больше двух наименований продуктов, не только эль со свининой. Разрешился от зарока и строгого поста святой отец. А я приметил, как шарахнулся было от него падавший от голода и усталости мальчишка. И то, что викинг загудел ему на ухо что-то успокаивающее, пододвигая блюдо и кружку.
Вряд ли где-то ещё, в этом ли времени, в моём ли, столько важных дяденек сразу терпеливо дожидалось, пока поест один оборванец. Но ждали, и ждали терпеливо, не торопя и даже стараясь не особо изучать дикаря. Который сперва с испугом смотрел, как ломает хлеб Стиганд, протягивает бо́льшую часть ему, а от ме́ньшей откусывает сам, жуя медленно, прикрыв глаза и