— На то и надеемся, — усмехнулся Ермак. — Пока они между собой грызутся, мы отдохнем и силы соберём. Но сильно рассчитывать на это нельзя. Готовимся к худшему. То есть к тому, что было.
— А если Карачи выжил? — спросил Иван Кольцо. — Он хитёр, как лиса, и жесток. Объединит татар вокруг себя.
— Тогда точно воевать будем, — просто ответил Ермак. — Как воевали до этого. Только теперь умнее. Максим прав — без пушек и пищалей нам не выстоять. Все силы бросим на поиски камня для пороха.
На этом разговор был окончен. Все вышли из избы и пошли по своим делам.
….Я сидел на толстом бревне возле костра и меланхолично чертил палкой на земле круги, обозначающие уже обследованные нами места.
— Опять ничего, — буркнул подошедший Семка, один из моих помощников в поисках. — Прошли вдоль Иртыша, глядели и по берегам, и в оврагах. Камней разных полно, а того, что надобно — нету.
Я кивнул, продолжая смотреть на свою примитивную карту. Без пирита не будет серы, без серы — пороха. А без пороха против Кучума долго не продержимся, сколько бы Ермак ни храбрился. Свинец можно заменить железом, селитру через селитряницы добываем — дело хлопотное, вонючее, но налажено. Угля нажжём из ивы — она даёт самый лучший для пороха. Но сера…
— Максим, — Семка присел рядом, — может, не там ищем?
— Может, и не там, — вздохнул я. — А что делать-то?
Я обвёл взглядом нанесённые на землю метки. Север, юг, восток — везде побывали наши поисковые отряды за последние недели. Оставалось только одно место, которое мы обходили стороной. И какое-то предчувствие затаилось в моей душе.
— А что ежели у слияния рек поглядеть? — предложил я, хотя знал, какой получу ответ. — Там, где Тобол в Иртыш впадает. Всего-то две десятка вёрст.
Семка поморщился:
— Так вогулы просили туда не ходить. Помнишь, как встретили нас, когда мы туда сунулись? Там их священное место.
Помнил я, конечно. В прошлом году было. Пришли туда — и вогулы, как из-под земли. Не напали, но попросили по их священной земле не ходить. Пришлось уйти — не хватало нам еще и с вогулами войны, впридачу ко всем бедам.
— Священное у них там место, — повторил Семка. — Оттого и стерегут.
Я поднялся. Священное или нет, но интересное и до сих пор непроверенное.
— Пойду к Алыпу поговорю, — сказал я Семке. — Может, растолкует, что к чему попонятней. И скажет, что придумать с этой священностью.
Алыпа я нашел быстро, у коновязи. Он увидев меня, кивнул.
— Алып, — начал я без предисловий, — что за место у слияния Тобола с Иртышом? Почему твои сородичи не пускают туда никого?
Он выпрямился, и лицо его стало серьёзным, почти суровым. Помолчал, словно подбирая слова.
— Место это… как сказать… — он нахмурился, соображая. — Богами отмеченное. Очень хорошее место. Упавшее с небес на землю. Благословенное. Духи там. Никто чужой туда не ходит. Даже Кучум своим запрещал.
— Кучум тоже не пускает туда своих людей?
— Да, — подтвердил Алып. — Он умный. Знает — тронь священное место вогулов, все племена против него встанут. А ему это не надо. Татары там не появляются. Приказ хана.
Я задумался. Если даже Кучум, со всей своей силой, не лезет туда, значит, вогулы действительно будут биться насмерть.
— Алып, — я посмотрел ему в глаза, — а что, если мне очень нужно туда попасть? Не грабить, не разорять. Просто… камни посмотреть.
Он резко покачал головой.
— Нельзя, Максим. Нельзя! Ты хороший человек, я вижу. Но туда нельзя.
— А если очень надо? — настаивал я. — Чувствую, там что-то есть. Прям, как наваждение у меня какое-то.
Алып отвернулся, долго смотрел куда-то вдаль, за частокол. Потом заговорил тихо, так что мне чуть ли пришлось наклониться, чтобы расслышать:
— Максим, не ходи туда. Прошу. Я стал казаком, потому мне с вами нравится. Но то место — не трогай. Найдёшь свои камни где-то еще. Тайга большая.
— А если не найду? — спросил я прямо.
— Тогда… — он пожал плечами, — тогда без камней воевать будем. Но в священное место не ходи. Я тебя предупредил. Больше ничего сказать не могу.
Он ушел, давая понять, что разговор окончен. Я остался стоять, размышляя. Два десятка вёрст — рукой подать.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона. Где-то вдали выл волк, и ему отвечали собаки в остроге. Я медленно пошёл обратно к мастерской. Решение ещё не созрело окончательно, но я чувствовал — выбора у меня почти не осталось.
* * *
Диванхана бухарского дворца погружалась в сумерки. Тяжелые шелковые занавеси колыхались от вечернего ветра, проникавшего через решетчатые окна. На полу, устланном драгоценными хивинскими коврами, расставлены низкие столики с серебряными кувшинами и чашами. Свет десятков свечей в массивных подсвечниках отбрасывал причудливые тени на расписные стены, где арабская вязь переплеталась с растительным орнаментом.
Абдулла-хан II ибн Искандар восседал на возвышении, укрытом парчовым покрывалом. На вид ему было около пятидесяти лет. Большой и сильный потомок великого Шибана, внука Чингисхана унаследовал не только кровь степных завоевателей, но и их железную волю и взгляд, который будто мог заглянуть в душу человеку и увидеть то, что он пытался скрыть. Его глаза скользили по собравшимся сановникам, каждый из которых занимал отведенное протоколом место.
Великий визирь Мир Аслан-бек ибн Дост-Мухаммад поднялся и его богато расшитый халат зашуршал в тишине зала. Лицо визиря, обычно непроницаемое, выражало нескрываемую озабоченность.
— С великой скорбью и тревогой скажу, — начал он, обводя взглядом присутствующих, — Кучум при смерти — ранен казаками при осаде Кашлыка; мурза Карачи, на которого мы делали ставку, также мёртв. Ситуация изменилась. Но, при всей скорби и тревоге, скажу, что это возможность для нас. И надо решать быстро.
По залу пронесся едва слышный шепот. Кадий Шамс ад-Дин аль-Бухари погладил седую бороду, его глаза сузились в размышлении. Главный судья Бухары понимал о чем идет речь. Кучум был независим. Союзник, но он делал то, что считал нужным. А сейчас можно поставить на его место того, кто будет прямо подчиняться бухарскому хану.
Амир Кутлуг-Мирза ибн Хусейн, закаленный в боях сардар, чья рука привычно лежала на рукояти сабли даже во время заседания дивана, наклонился вперед:
— Повелитель, если позволите высказаться… Казаки Ермака показали, что они способны на большее, чем все предполагали. Если Кучум действительно при смерти, в Сибири начнется смута. Татарские роды станут биться за власть. Мы должны не допустить этого.
Мирза Фахруддин Самарканди, тучный начальник казначейства, поправил тюрбан и заговорил своим мягким, вкрадчивым