Над головами собравшихся поднимались боевые знамена — конские хвосты на длинных древках, развевавшиеся на ветру, и пестрые флаги с родовыми знаками. Каждое знамя представляло отдельный род или племя, собравшееся под властью хана. Гул тысяч голосов постепенно затихал, превращаясь в напряженное ожидание.
Полог ханской юрты, самой большой и богато украшенной в стане, отодвинулся. Из темного проема показался хан Кучум. Он был облачен в богатый кафтан из тяжелого шелка, расшитый золотыми нитями. Поверх кафтана блестела кольчуга тонкой работы, на поясе висела изогнутая сабля в ножнах, украшенных драгоценными камнями. Седеющая борода хана была аккуратно подстрижена, а в темных глазах читалась непреклонная воля.
Кучум медленно подошел к своему коню — великолепному аргамаку масти вороного крыла. Конюхи держали животное под уздцы, пока хан взбирался в седло. Движения его были размеренными и исполненными достоинства, несмотря на преклонный возраст. Усевшись в седле, он направил коня к небольшому пригорку, откуда его было видно всему войску.
Рядом с ханом выехали его ближайшие военачальники. Мурза Карачи держался по правую руку от хана. Его обычно улыбающееся лицо сейчас выглядело жестким и непроницаемым. Другие знатные мурзы выстроились полукругом, создавая живую стену вокруг своего повелителя.
Войско замерло в абсолютной тишине. Тысячи глаз были устремлены на фигуру хана, возвышавшуюся на пригорке. Даже кони, казалось, притихли, чувствуя торжественность момента.
Из рядов духовенства выступил мулла в белой чалме и длинном халате. Старец медленно поднялся на пригорок, остановился перед ханом и воздел руки к небу. Его дребезжащий, но громкий голос начал возглашать молитву на арабском языке. Слова Корана разносились над степью, и многие воины склонили головы в благоговении.
Мулла читал аяты о джихаде, о защите веры, о том, что павшие в священной войне попадут прямо в рай. Его голос то поднимался до крика, то опускался до шепота, создавая особый ритм, завораживающий слушателей. Когда он закончил, тысячи глоток подхватили священный клич:
— Аллах акбар!
Возглас прокатился по степи как гром, заставив птиц взлететь с ближайших деревьев.
Кучум слушал молитву с закрытыми глазами, его губы беззвучно повторяли священные слова. Лицо хана было строгим и спокойным. Окружающие должны были видеть в нем глубокую веру и непоколебимую решимость.
Но едва мулла отступил в сторону, как вперед вышла группа башкирских и ногайских воинов. Они вели за собой белого барана, украшенного пестрыми лентами. Следом шел старый шаман — кам — в одежде, увешанной амулетами и медными бляшками. В руках он держал большой бубен, обтянутый кожей.
Шаман начал бить в бубен, создавая гулкий, монотонный ритм. К нему присоединились молодые воины, запевшие древнюю песню на языке предков. Их голоса сливались в странную, завывающую мелодию, которая, казалось, пришла из глубины веков.
Барана подвели к центру круга. Один из воинов достал острый нож и быстрым движением перерезал животному горло. Темная кровь хлынула на землю, впитываясь в весеннюю почву. Шаман продолжал бить в бубен все громче, его помощники собрали кровь в деревянную чашу и начали обрызгивать ею оружие воинов.
В большой костер полетели пучки ароматных степных трав и куски смолы. Густой, пахучий дым поднялся вверх, окутывая собравшихся. Воины подставляли этому дыму свои щиты, копья и сабли, веря, что он придаст оружию особую силу. Молодые бойцы благоговейно кланялись дыму, старшие мурзы стояли с невозмутимыми лицами, делая вид, что все идет согласно древнему обычаю.
Кучум наблюдал за происходящим с плохо скрываемым отвращением. Его губы едва заметно кривились, а в глазах мелькало раздражение. Правоверный мусульманин, он испытывал глубокое отторжение к языческим обрядам.
Но политическая мудрость заставляла его терпеть эти пережитки прошлого. Многие из его воинов, особенно башкиры и часть ногайцев, все еще держались старых верований или причудливо смешивали ислам с древними культами. Потерять их поддержку перед походом означало ослабить войско.
Мулла, стоявший неподалеку, покачал головой и отвел взгляд. Его лицо тоже выражало неодобрение, но и он тоже понимал необходимость компромисса. Хан не дал знака прерывать ритуал, и духовенство молча терпело это кощунство.
Наконец, когда языческий обряд был завершен, Кучум поднял свой ханский жезл — символ власти, украшенный золотом и серебром. Этот жест мгновенно прервал гул бубна и пение. Все взгляды вновь обратились к хану.
Кучум заговорил. Его голос, глубокий и властный, разносился далеко по степи. Он говорил на тюркском языке, понятном большинству собравшихся, иногда вставляя арабские слова из Корана.
— Воины правоверные и все, кто встал под мои знамена! — начал хан.
— Сегодня мы выступаем в поход не ради добычи и не ради славы. Мы идем исполнить свой долг перед Всевышним! Кашлык, наша столица, захвачена неверными. Русские оскверняют землю, которая должна принадлежать нам!
Он сделал паузу, обводя взглядом море лиц, обращенных к нему.
— Каждый из вас знает, что значит честь воина. Честь не позволяет нам сидеть сложа руки, когда враг топчет нашу землю. Честь требует, чтобы мы встали на защиту веры и рода!
Голос хана становился все громче и увереннее.
— Я не обещаю вам легкой победы. Враг силен и хитер. Но помните — победа приходит только по воле Аллаха! Если Всевышний пожелает, мы вернем Кашлык и изгоним русских из Сибири. Если же нам суждено пасть — то падем с честью, и врата рая откроются перед нами!
Кучум поднял саблю над головой, и клинок засверкал на солнце.
— Каждый, кто пойдет со мной, должен быть готов к испытаниям. Но знайте — правда на нашей стороне, и Аллах не оставит правоверных!
Ответ войска был оглушительным. Тысячи воинов закричали, забили оружием о щиты, создавая грохот, от которого задрожала земля. Крики «Аллах акбар!» смешивались с древними боевыми кличами разных племен. Кто-то выкрикивал имя хана, кто-то — названия своих родов. Этот шум слился в единый рев, выражавший готовность идти в бой.
Кучум опустил саблю и дал знак рукой. Это был сигнал к началу движения. Первыми двинулись разведчики — легкая конница, которая должна была идти впереди основных сил на расстоянии полудня пути. За ними потянулись сотни всадников, выстраиваясь в походные колонны.
Войско представляло собой пеструю картину. Татарские мурзы в богатых доспехах ехали во главе своих отрядов. Бухарцы держались отдельной группой. Ногайские всадники на своих выносливых степных конях растянулись длинной