— Тише, — одними губами говорил Игнат. — Тише.
Вдоль берега, где ивовые корни пили чёрную воду, цеплялись клочья тумана. Иногда налетал ветер и резал лицо. Ухнул филин. Взвизгнула лиса. Каждый звук казался знамением.
Чем дальше от проклятого кострища, тем сильнее казалось, что духи — не пустая болтовня. Ночь висела так низко, что казалось — заденешь макушкой. И в этой ночи за каждым поворотом шевелилось что-то невидимое. Белый пень на берегу вот-вот обернётся старухой с закрытым лицом. Болотный огонёк поманит за собой в трясину.
Михайло неловко крестился, Андрей молчал, стараясь не шуметь. Фёдор шептал беззвучную молитву. Игнат смотрел вперёд, где в лунной дорожке блестел перекат, и думал о том, где спрятаться на рассвете.
Вдруг по воде скользнул дрожащий свет. На миг показалось — костёр на берегу. Но свет мигнул и покатился в сторону, как капля ртути. Звякнуло железо. Зашуршало в кустах — будто несколько голосов зашептались.
Люди замерли.
— Что это такое? — тихо спросил Андрей, перекрестившись.
— Не смотри, — выдохнул Игнат. — Не смотри, иначе духи заберут тебя. Это тебе не московские леса. Здесь все по-другому.
— Да, — согласился с ним Федор. — На духов нельзя смотреть и прислушиваться к их голосам. Они зазовут к себе, и все, назад не вернешься.
К началу рассвета небо за левым берегом посветлело. С холмов потянуло сыростью и холодом.
— Туда, — Игнат кивнул на тёмный проход под ивами между камышами. — Видишь? Там спрячемся. Никто нас в ней не найдет.
Они втянули лодку в зелёный лабиринт. Камыш шуршал по бортам, оставляя мокрые полосы.
— Стой, — скомандовал Игнат. — Не мни камыш, заметят.
Нос упёрся в заросли. Они укрыли лодку — теперь ее не видно с реки и с берега.
— По очереди караулим, — распорядился Игнат. — Я первый, потом Андрей, Фёдор, Михайло. Спать — вполглаза. Услышите конский топот или голоса — ни шевелиться. Понятно?
— Понятно, — вздохнув, ответил Федор. — Чего ж тут непонятного. Будем спать, надеясь, что проснемся.
Все улеглись. Игнат, подумав, остался пока что на корме, решив следить за водой через скрывающие лодку ветки. Здесь его не видно, зато он видит всех.
С берега донёсся неровный стук. Игнат напрягся, но понял — дятел. Треснула ветка — белка. Всё обычное, неопасное.
Солнце поднималось. Река шуршала о корни ракиты. Всплеснула огромная рыбина, пошла волна, и лодка заколыхалась, по ней побежали тонкие тени.
Где-то по открытой воде могла пройти любая лодка — татарская, казачья, вогулов, остяков — но сюда, в зелёный карман, чужой взгляд не должен был заглянуть.
Глава 13
* * *
Солнце пробивалось сквозь густые заросли ивняка, где четверо оборванцев притаились со своей утлой лодчонкой. Река лениво катила мутные воды мимо их укрытия, а в воздухе висела тревожная тишина сибирской осени. Листья уже начали желтеть, и первые холодные ветра срывали их с деревьев, устилая берег рыжим ковром.
Фёдор Серпуховец — высокий, жилистый, словно высушенная треска — сидел на карауле, прислонившись спиной к стволу старой берёзы. Его впалые глаза беспокойно шарили по речной глади, пальцы нервно теребили рукоять ножа. Остальные спали тревожным сном загнанных зверей. Андрей Косолап развалился прямо на земле, подложив под голову свернутый армяк. Медвежья фигура даже во сне, казалось, излучала угрозу. Михайло Кривоног скорчился под кустом, его скособоченное лицо дёргалось, наверное, от кошмаров. Игнат устроился повыше, на пригорке.
Вдруг Фёдор замер. По реке, рассекая воду мерными взмахами вёсел, шли три казачьих струга. Даже издали блеснули солнечные зайчики на оружии, донеслись обрывки разговоров и скрип уключин.
— Вставайте! — зашипел Фёдор, тормоша товарищей. — Казаки! Струги идут!
Андрей Косолап проворно вскочил, схватив нож. Михайло заметался, его перекошенное лицо исказил ужас.
— В лес! Надо бежать в лес! — захрипел он, уже делая шаг к чаще.
— Стоять! — сказал Игнат Чернобородый. — Сидеть всем и не дёргаться! Это нас ищут, но пока не заметили. Смотрите — повернули бы к берегу, если б увидели!
Четверо беглецов замерли в зарослях, затаив дыхание. Теперь уже отчётливо виднелись лица гребцов — усталые, злые. На носу первого струга стояло несколько казаков в темных кафтанах, их взгляд скользил по берегам, но не задержался на укрытии.
— Ложись, дурак! — прошипел Игнат, дёрнув Михайлу за рукав вниз.
Минуты тянулись как часы. Мерный плеск вёсел звучал всё громче, затем начал удаляться. Струги прошли мимо, не сбавляя хода, и вскоре скрылись за поворотом реки.
Андрей Косолап выдохнул и вытер пот со лба:
— Пронесло, слава тебе, Христе…
— Рано радуешься, — оборвал его Игнат, поглаживая спутанную бороду. — Теперь сидеть тут придётся дня два-три, пока они обратно не вернутся.
— Хуже было б, если бы заметили… — пробормотал Андрей.
— Ну да, — согласился с ним Игнат.
— Два дня? — скривился Михайло. — А жрать что будем?
— Потерпишь, — отрезал Игнат. — Костёр будем разводить только ночью. Маленький, в яме. Чтоб дыма и огня не видно было. Казаки плывут вверх по реке на полсотни верст, может больше: день туда, день на розыски, да два обратно. Долго ждать они в дозоре они не будут.
Фёдор Серпуховец нервно сплюнул:
— А если татары Кучума нас тут выследят? Мы же как крысы в ловушке…
— Татары по воде не ходят, — возразил Игнат. — Они ищут по лесам. Но все равно, надо нам все-таки больше в камышах сидеть, чтоб и по берегу не нашли. Но тогда без костра.
— Одуреешь сидеть три дня в камышах, — пробормотал Михайло.
Андрей почесал затылок.
— Слышь, Игнат, а может, они вообще не нас ищут? Может, просто мимо плывут?
Игнат злобно хмыкнул.
— Нас. Уже дознались, что вогульскую рощу русские спалили. Не татары же! — Он вдруг засмеялся резко, истерично, будто что-то внутри надломилось. — Русские! Своих же ищут! А мы для татарских псов старались — Карачи проклятому и их шаману поганому Кум-Яхору угождали!
— Тише ты! — зашипел Фёдор, озираясь. — Услышит кто…
Игнат махнул рукой, но смех оборвал. В глазах его мелькнуло дикое, загнанное выражение:
— Авось не услышат…
— Зачем мы связались с басурманами… — пробормотал Андрей.
— Теперь только заткнуться, — сказал Игнат. — Что было, то было. Сидим тихо, ждём, пока казаки обратно пройдут. А потом вниз по реке уйдём, подальше от всех. Там места дикие, никто нас искать не станет.
Четверо беглецов снова притихли в своём укрытии. Река равнодушно несла свои воды, унося опавшие листья и щепки. Где-то вдали прокричала выпь, и этот тоскливый звук заставил всех четверых вздрогнуть. Осень вступала в свои права, ее холодное дыхание все сильнее чувствовалось в воздухе.
* * *
* *