Под землёй гулко грохало, с силой отдавая в подошвы. Из открытых люков и дверей домов вылетали при взрывах пыль с дымом. Ярко вспыхивали ослепительно бело-оранжевым окна собора, из которых вырывались длинные языки пламени. И это повторялось снова и снова.
— Ещё два где-то бегают, — задумчиво-отстранённо проговорил Рысь. Перерывы между взрывами становились всё дольше, и, кажется, наконец всё закончилось.
Будто в ответ на его замечание земля вздрогнула снова, а собор чихнул огнём. И ещё раз.
— Ну вот. Теперь и поспать можно. А, Слав? — с надеждой посмотрел он на великого князя.
Мы разместились в обители святого отца, который поглядывал на великого князя с явной опаской. Всем королям хватило места в гостеприимной и просторной «келье» отшельника-затворника. Хватило всем и «постной» пищи. Всеслав распорядился выдать каждому из воинов по глотку «русского живого жидкого пламени», чтобы хоть как-то снять стресс этой операции. Хватило и нам, и архиепископу, который и без этого чувствовал себя значительно лучше, сидя в углу под святым распятием, в обнимку с двухведёрным бочонком, сипло сетуя Спасителю на то, что испытания у Него с каждым годом становятся всё сложнее и сложнее. И что он, смиренный слуга Его, всё чаще думает о том, чтоб отправиться нести свет истиной веры куда-нибудь подальше на север и поближе к родным местам, к островам и заливам старой доброй Дании. Под конец даже песню какую-то затянул. К нему присоединился и Свен, усевшись рядом на сундуке. Остальные, помоложе и без такого стального здоровья и выдержки, завалились спать под их хоровой рёв. И, как ни странно, отлично выспались за те несколько часов, что оставались до восхода вечного Солнца. Над островом, где больше не было цитадели древнего зла.
— Слав, не передумал ли? — спросил Рысь, когда после привычной утренней тренировки утирались жесткой тканью. Кажется, какой-то дорогой, вышитой. Зачем, если надо было просто просушить воду на разгорячённых телах? Но подали именно такую почему-то.
— Нет, Гнат. Что задумали, то и сладим. Потом, как мы уйдём, пусть что хотят, то и воротят, а я тут оставлю всё именно так, как было сказано, — твёрдо ответил из-под тряпки, которой сушил волосы, Всеслав. И повернулся, отдавая рушник Вару, к собору.
Вернее, к тому, что осталось от величественного строения после двухдневного пожара разной степени интенсивности, направленных и ненаправленных взрывов над и под землёй. «А умели раньше строить», — с уважением протянул я. Выпади что-то хоть примерно похожее на долю домов моего времени, я бы не поручился, что от них осталось бы больше. Внешние стены сохранились почти полностью, чуть подровнять, сильно почистить от гари и копоти, вставить окна-двери, положить стропила, постелить крышу — заезжай и живи, окормляй паству, неси слово Божие в массы. Если начать чистить прямо сейчас и всем Кентербери, то первую мессу, наверное, можно будет провести уже следующей весной. Поздней. Или, скорее, к середине лета. Но всё проще, чем заново отстраивать такую громадину.
— Княже! — прозвучал справа, со стороны северных ворот, знакомый сиплый голос, совсем недавно бывший глубоким и бархатным.
Оттуда шёл, шагая широко и уверенно, Стиганд Секира. События двух последних дней вынудили его снять со стены броню, шелом и боевой топор, не исключено, что даже тот самый, за который он и получил давным-давно своё прозвище. Да, панцирь из нескольких слоёв толстой дублёной кожи пришлось заметно расставить, отчего святой отец походил одновременно и на ветчину в сетке, и на куртизанку в корсете. Этот образ вызвал внутренний смех у Всеслава, он даже забыл возмутиться привычно срамными нравами будущего. Находиться внутри стен аббатства в рясе даже рядом с начальными людьми в темноте было довольно опрометчиво, поэтому чудесная метаморфоза, произошедшая со святым отцом была совершенно оправдана.
— Ещё двух взяли на заре, — подойдя ближе и обнявшись, будто давно не виделись, прохрипел он. За широкой спиной архиепископа стоял, глядя на великого князя невозмутимо и спокойно, долговязый пожилой мужик с морщинистым лицом. Волосы его, рыжеватые, но основательно побитые сединой, были заплетены в две косы. А возле ног сидели два серых пса, размером с телёнка, вывалив красные влажные языки. Похожи были на наших хортов, только дома псы большей частью были бурые. И эти были покрупнее, кажется. Они и сидя Стиганду почти до пояса доставали, а он был совсем не мелким.
— Где? — коротко уточнил Всеслав.
— Клайд Вулвер рыбачил за поворотом Стаур, что на западе от пристаней. Его пёсики и почуяли.
Длинный молча кивнул. А здоровенная серая зверюга, сидевшая у правой ноги, лениво зевнула, клацнув клыками тревожного размера.
— Все зверушки выжили? — спросил Чародей, уставившись на псов так внимательно, что они разом прижали лохматые уши и подняли верхние губы. Тот, кого архиепископ назвал Вульвером, негромко ответил. Этот языка ни я, ни Всеслав точно не знали.
— Говорит, два ку фил, этих чудища, сбили монахов с ног, но упали замертво. Ещё двое порвали их. Он прошёл по следам. Монахи пришли с южной дороги. Обошли аббатство по дуге, таясь в лесах. Шли, судя по направлению, к северному тракту, — медленно, внимательно вслушиваясь в ровную речь седого, переводил Стиганд.
— От тех двоих осталось что-нибудь? Ну, мало ли, — без всякой уверенности спросил Всеслав, глядя на широкие улыбки волкодавов.
— Говорит, головы здесь, — просипел викинг, принимая от кинолога-рыболова заплечный мешок. С которого капало красным.
— Рысь, покажи тем, кто ещё может говорить, — велел Чародей. И воевода тут же пропал с глаз, приняв дары архиепископа.
— Чем я могу отблагодарить тебя, добрый Клайд Вулвер? — спросил великий князь, стараясь точно повторить имя длинного, так же, как произносил его Стиганд.
Странный гость улыбнулся, став как-то неуловимо, но совершенно определённо похожим на своих питомцев.
— Он говорит, ему не нужна награда. Он счастлив, что смог помочь чужеземцам, пришедшим со стороны, откуда выходит на наши земли БелЕн, которого у вас зовут Белобогом и Святовитом. Слуги Тёмного Князя слишком долго убивали и мучили жителей этих краёв. Если ты позволишь, он сам хотел бы просить тебя принять подарок, — с удивлением перевёл архиепископ. Глядя на рыбака-кинолога очень по-новому.
— В здешних землях очень чтят таких псов. У Клайда ощенилась сука недавно. Он просит принять в дар щенков. Это священный дар, Всеслав, — Стиганд будто сам не верил тому, что говорил.
— Я благодарю тебя за предложение, добрый Клайд Вулвер, — склонил голову Чародей. — У меня и моих друзей и братьев есть ещё несколько дел в этих и близлежащих землях. Я буду рад принять твой дар, когда мы соберёмся покидать ваши гостеприимные края.
Длинный старик поклонился, выслушав сипение архиепископа, повернулся и пошёл прочь, цокнув языком. Два серых громадных пса легко поднялись и пошли вслед за хозяином едва ли не в ногу, покачивая мохнатыми хвостами.
— Он сам нашёл меня. Никогда бы не подумал, что Вулвер когда-нибудь заговорит со мной. Он один из последних жрецов, из тех, кто верил… верит в Старых Богов. Мы… мы не очень хорошо расстались в нашу последнюю встречу, — архиепископ выглядел если не сконфуженным, то растерянным. А скорее и то, и другое.
— Насколько не очень хорошо? — странно звенящим голосом спросил Хаген.
Он подошёл сразу, едва заметив новых людей на подворье. А их сложно было не заметить, спешивших, высоких, особенно с собаками, размером с оленя. Но что-то в тоне ярла Тысячи Черепов настораживало.
— Я сжёг его на костре, — признался после некоторой паузы Стиганд Секира.
— Слушай меня, добрый люд Кентербери и окрестных земель! Моё имя — Всеслав Полоцкий. Со мной вместе мои братья: Свен Эстридсон, конунг Дании, Олаф Харальдсон, хёвдинг Норвегии, Хаген Тысяча Черепов, ярл Швеции, и Крут Гривенич, князь руянский.