— Докладывай! — спросил дежурный, обращаясь к старшему.
И Лаечко, поведал, что третий, то есть я, дежурил у двери, услышал возню, дёрнул ручку на себя, оттуда вывалился данный гражданин, а так как в квартиру неоднократно стучались, было решено, что данный товарищ — преступник.
— Капитан, да я жуву тут, у меня документы в сейфе, — взвыл задержанный, и в голосе его уже было меньше хмельной удали, а больше трезвеющего ужаса. — Я хозяин! Олег Викторович Ибрагимов! Документы в сейфе, в углу за ширмой! Убедитесь сами!
— А почему дверь не открывали?
— Спал. А когда решил выйти, этот мне чуть руку не сломал.
— Вот вам вводная, товарищ задержанный. Вы вовсе не Ибрагимов, а его друг, вчера бухали вместе и на фоне спора про израильско-палестинский конфликт вы его придушили и, возможно, допив содержимое стола в одиночестве, решили, что надо составить себе алиби. Сдали квартиру на сигнализацию. Наблюдая, как действуют сотрудники Росгвардии, планировали тихо уйти с места преступления. И вот, выбрав момент, покинули квартиру и были задержаны. А Олег Ибрагимов внутри мёртвый лежит.
— Да я и есть Олег! Вы зайдите, посмотрите, и документы в сейфе!
— Всё бы ничего, но там у вас может прятаться вооружённый подельник, ожидающий такого момента, — проговорил капитан, а задержанный звучно выдохнул, опуская голову вниз. — Что мы сейчас и проверим. Потому-то вас и заковали в наручники.
— Старший сержант, к досмотру объекта приступить! — скомандовал он уже Лаечко.
— Есть, — кивнул тот и, сняв АК с плеча, снял его с предохранителя и дослал патрон в патронник. — Дим, со мной вторым номером, Слав — на рации, карауль задержанного.
Водитель кивнул, извлекая ПМ и приводя его в боевую готовность: сняв с предохранителя и передёрнув затвор, направил оружие вниз.
Я не видел, что там происходило, но двойка — Саша и Дима — двинулись в квартиру.
— У меня ковры! — проскулил задержанный.
— А у нас работа, — пожал плечами прапорщик Мухаматдиев.
А изнутри доносилось на два голоса: «Чисто!», «Держу!», «Справа!», «Чисто!», «Ещё одна комната!», «Дверь!», «Работает полиция, если кто есть — выходите!», «На три-четыре!», «Держу!», «Слева!», «Чисто!».
Наконец в рации раздался голос Лаечко:
— 711, 705-му.
— Слушаю, — ответил рядом со мной стоящий командир взвода.
— Объект чист.
— Принято, — ответил Ратмир и обратился уже к нам всем: — Ну, теперь пойдёмте смотреть документы в сейфе.
— Я от вас откажусь вообще, вы мне везде тут натоптали! И счёт вам через суд выпишу!
— Не велика потеря. Вас полсуток охраняет целый боевой экипаж. Вы думаете, нам заняться в районе нечем? А по поводу суда — сначала «неповиновение» отобьёте с 15 сутками отсидки. А уже потом наши юристы вашим расскажут, почему наши действия были правомерны, — произнёс Мельников.
Мы вошли внутрь. Первое, что ударило в нос — тяжёлый микс, где застоявшийся спиртовой перегар и вонь сигаретного перегара боролись со сладковатым душком парфюма, которым кто-то явно пытался забить всё остальное. Воздух был спёртый, им было трудно дышать. И больше всего хотелось открыть окна, которые были почему-то закрыты.
И вся эта вонь царила в, без преувеличения, богато обставленной трёхкомнатной квартире. В гостиной стояла массивная стенка из тёмного дерева, огромная плазма на стене, а в центре — кожаный угловой диван, на котором, судя по вмятинам, недавно отдыхала целая рота. Но главным, парадоксальным украшением интерьера были белые ковры. Или то, что от них осталось. Они устилали пол во всех комнатах, и теперь больше напоминали полотно боевых действий. Повсюду были видны тёмные засохшие пятна — то ли от вина, то ли от чего-то покрепче. В нескольких местах валялись окурки, притоптанные в белоснежный ворс. Кто-то прошелся по ним в грязной обуви, оставив серые разводы. На одном, прямо перед диваном, красовалось большое малиновое пятно, будто кто-то опрокинул сюда пол-литра портвейна.
В столовой на стеклянном столе стояли окаменевшие от времени остатки пиршества: пластиковые тарелки с засохшими закусками, пустые бутылки из-под виски, водки и газировок. Одна из бутылок лежала на боку, и из неё вытекла лужица, образовав на белом ковре липкое пятно.
Проходя мимо спальни, я мельком увидел огромную кровать с мятым бельём и навороченный компьютерный стол. Везде царил тот же хаос: дорогие вещи, явно купленные со вкусом, и следы жуткого, разгульного образа жизни, въевшиеся в эту роскошь, как те пятна в белоснежный ворс. Это было похоже на дорогой гроб, внутри которого накануне бушевал бунт мебели из сказки про Мойдодыра.
— Ковры говорите⁈ — уточнил Мухаматдиев.
— Чистые были! До вашего вторжения, — выдал задержанный.
Мухаматдиев кивнул Лаечко. В углу зала, и правда, была ширма, а за ней — небольшой сейф серого цвета.
— Код? — коротко спросил Лаечко, повернувшись к задержанному.
— Сорок-пятнадцать-ноль, — быстро проговорил тот.
Лаечко набрал комбинацию. Щёлкнул замок. Внутри, на бархатной подложке, лежал паспорт. Старший сержант достал его, щёлкая страницами. Все замерли.
— Ибрагимов Олег Викторович, — вслух зачитал Лаечко. — Прописка: улица Киевская, дом 12, квартира 37.
Он поднял глаза, сравнивая фото в паспорте с лицом мужчины. Лицо было опухшим, но черты — те же. Я и сам увидел сходство.
— Фото совпадает, — констатировал Мухаматдиев, заглянув через плечо. Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалось раздражение. — Старший сержант, оформляй «снятие».
— Папка в машине, давай её сюда, — произнёс мне Лаечко.
— Принято, — кивнул я и отправился вниз, понятное дело, зачем еще человек без оружия в команде. Мол, дорастаешь до старшего, будут за тебя броню и документы таскать. Благо силы и задора от молодости дофига, слетать вниз-вверх по лестнице — плёвое дело.
Я ринулся вниз по подъездной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тело Славы, несмотря на свою неповоротливость в борьбе с тем буйволом, в таких спринтах чувствовало себя неплохо — сказывалась молодость и, видимо, привычка бегать по вызовам.
Подскочив к экипажу, я потянул ручку двери старшего. И та не открылась. Но в этот самый момент раздался короткий, отрывистый писк, и все замки авто щёлкнули, приподнялись ручки. Дверь подалась.
Я застыл на секунду, ошарашенный. Не успел я даже подумать. Это ещё что за магия? Я огляделся. На балконе четвёртого этажа стоял Дима, с небрежным видом прицеливаясь в мою сторону брелоком сигнализации. Он явно видел мою незадачливую борьбу с дверью и теперь наслаждался моментом. Дружеский подкол — засчитан.
«Удалённое закрытие и открытие — технолоджия, блин», — мелькнула у меня мысль, пока я, уже не теряя времени, распахивал дверь и наклонялся к сиденью. Папка с документами лежала на месте, аккуратная, серая. Я схватил её и, хлопнув дверью, рванул обратно к подъезду.
И снова технологическое чудо. Едва я сделал пару шагов, как за спиной раздался тот же писк, а затем мягкий, но уверенный звук захлопывающихся замков. Я на ходу обернулся. Машина стояла, словно бронированный жук, снова герметично закрытая и, я не сомневался, поставленная на «охрану» тем же невидимым повелением с брелока в руках у Димы. Никаких лишних движений, архи удобно — подумал я. И, вбежав в подъезд, я быстро поднялся на этаж, влетая в квартиру, протянул папку Лаечко. Тот, не глядя на меня, принял её и тут же начал заполнять бланк.
— Ну что, Олег Викторович, — обратился Мухаматдиев к задержанному, чьё лицо постепенно приобретало осмысленное и несчастное выражение. — Теперь давайте о «неповиновении» и оскорблении сотрудников. Вы реально хотите пройтись по всем кругам этого ада?
Ибрагимов безнадёжно махнул рукой, бряцая наручниками.
— Всё, — он протянул Лаечко листок и ручку Ибрагимову. — Распишитесь.
Тот, всё ещё в наручниках, беспомощно посмотрел на свои закованные руки. Мухаматдиев мотнул головой в мою сторону.
— Отстегни.
Я щёлкнул ключом, наручники расстегнулись, и я убрал их в подсумок. Ибрагимов, потирая запястья, с опаской взял ручку и, не глядя, накарябал свою фамилию.