При очередном ударе входная дверь тоже треснула, раскололась и почти полностью развалилась на части. Испустив победный клич, испанцы отбросили таран в сторону и рванулись внутрь, столпившись в дверном проеме. Мартин крикнул, и шокеры выплюнули в них оглушающие лучи. Воины, ворвавшиеся в комнату первыми, попадали на пол, но следующие, не обращая на это внимания, стали пробираться по ним, быстро и неотвратимо.
У де Гусмана и остальных завоевателей, которые испытали на себе действием шокеров раньше, было время прийти в себя, и теперь они действовали бесстрашно. Они выбрали простую тактику, сделав ставку на скорость и высокую численность нападавших. Мартин принялся швырять в испанцев все, что попадалось ему под руку, думая при этом и о бессмысленности происходящего, и об Арилл, и о том, как странно будет умереть в теле другого человека.
Но внезапно, откуда ни возьмись, с неба раздался оглушающий раскат грома.
ГЛАВА VII
ЭТО БЫЛ ДАЖЕ НЕ ГРОМ, а потрясающий до глубины души, душераздирающий рев, который, к тому же, еще и усиливался с огромной скоростью. В одночасье он заглушил все звуки битвы, и не просто заглушил, а словно бы вовсе превратил их в ничто. Испанцы дрогнули и с перекошенными лицами застыли с поднятым оружием. Мартин ясно почувствовал, как твердая громада пирамиды слегка дрожит под его ногами, и это было ужасно. Он начал искать глазами Арилл, но найти ее не удалось — видимо, она затерялась среди своих соплеменников.
Вспоминая свой двадцатый век, Эд пытался найти какую-то аналогию этому звуку, который прямо сейчас катился по небу, словно разрывая мир на части. Он подумал о реактивных самолетах, но даже рев самого тяжелого из них, который он когда-либо слышал, по сравнению с этим грохотом был не более, чем шепотом.
Но даже сквозь такой грохот снаружи стал слышен крик нескольких людей, переходящий в визг — они явно находились в состоянии, близком к панике. А потом произошло нечто и вовсе невероятное. Испанцы, только что так стремившиеся проникнуть в комнату, бросились назад, отталкивая друг друга и забыв о войне. Охваченный ужасом Мартин последовал за ними до двери, а затем выбежал на открытую террасу, образующую вершину пирамиды. К тому времени солнце уже скрылось за высокими горами на западе, и нижние края плывущих в небе огромных туч были окрашены багрянцем. Все вокруг дрожало — даже горячий воздух. Испанцы, уже не думая ни о какой добыче, попадали лицом вниз и, как горох, рассыпались по ступеням пирамиды и по площади внизу, а самые смелые рухнули на колени и горячо молились, периодически посматривая вверх. Эдвард тоже поднял глаза к небу.
Недалеко от горизонта, в грозовых сумерках, неслась полоса пламени — нечто вроде падающей звезды, направлявшейся прямо в Но Эк.
В какой-то момент все замерли. Мартин, коленопреклоненные и лежащие люди, а также немногие стоящие на ногах с задранными вверх головами — все были подобны застывшим фигурам на картине. Вокруг пирамиды постепенно закручивался все более сильный вихрь, а край неба уже полностью окрасился в апокалиптический огонь, который с ревом неотвратимо приближался к земле.
Внизу, на площади, лошади, уже сбросившие всадников, как будто взбесились и понеслись прочь по одной из дорог, ведущей за стены города. За ними стремглав побежали и сами испанцы, причем их скорости могли бы позавидовать многие профессиональные бегуны. А жители города, тем временем, начали выходить из домов. Они не трогали испанцев и не преграждали им путь, как будто не замечая их. Взоры местных обитателей тоже были устремлены вверх.
Мартина охватила слепая холодная паника. Комета, метеор или Бог знает что собиралось вот-вот обрушиться на город и разрушить его, и первым порывом археолога было убежать вместе с остальными настолько далеко и быстро, насколько у него хватило бы сил. Но какой-то внутренний стыд удерживал его — а может быть, это была мысль об Арилл…
Он снова поискал ее глазами и увидел спокойно стоящей немного поодаль, с Мехербалом и его друзьями. Ее волосы развевались, как темное знамя, а ее голова, как у всех, была поднята к огню в небе. Пытаясь как-то держать себя в руках, Эд снова взглянул на страшное огненное пятно, падающее им всем на головы, и отчетливо понял, что оно уже близко, так близко, что прямо над пламенем он уловил блеск красноватого серебра и даже заметил какую-то странную конструкцию — раньше он никогда ничего подобного не видел.
Неожиданно страх покинул Эдварда, оставив его совершенно опустошенным. Внезапно он понял: то, что происходило, было слишком велико даже для благоговения. Он спокойно сел на ступеньку пирамиды — его ноги уже не слушались и не держали измученное тело — и стал с любопытством наблюдать, как медленно и величественно приземляется длинный, высокий корабль, аппарат, родной стихией которого не были ни воздух, ни вода.
Под последний раскат грома, изданный его реактивными двигателями, космический корабль опустился на широкое свободное пространство за пределами города и замер. Мартин, не двигаясь, все смотрел и смотрел на него, уже ни о чем не думая, а его похолодевшие и дрожащие руки свесились между колен, как две высохшие ветви.
И все-таки он нашел в себе силы повнимательней осмотреть огромный корабль. Его иллюминаторы, располагавшиеся вдоль всего корпуса, сияли яркими огнями. Это особенно было заметно на фоне сгустившихся в долине сумерек. Люк открылся, и из него вышли казавшиеся крошечными фигурки людей. Эд по-прежнему не шевелился, и только его губы беззвучно прошептали слова, только теперь внезапно обретшие для него смысл: «Повелители утренней звезды».
Он ощутил рядом чье-то присутствие и поднял голову. Это была Арилл, и она смотрела на него не то с любопытным, не то с выражением лица забавляющегося человека, к которому он уже почти привык.
— Вы с другой планеты? — с замиранием сердца спросил Эд. — С Венеры?
— Конечно, — просто ответила девушка.
И внезапно у Мартина закончились вопросы. Он просто смотрел на золотокожую красавицу удивленными и восхищенными глазами, а затем его взгляд перешел на удивительный город, в сумерках сияющий собственным мягким светом и построенный совсем не из камня.
— Конечно, — повторил он и вздрогнул, ощутив неконтролируемый спазм охватившего его нервного возбуждения.
Его мозг опять как будто перевернулся, и новые мысли, формирующие пока бессвязные вопросы, потоком полились в его сознание. Они оказались слишком невероятными, чтобы их можно было выразить словами, однако он ясно понимал: