Фелтри глубоко вдохнул теплый и очень свежий воздух. Очевидно, где-то рядом была центральная установка для очистки воздуха. Он отметил, что свет, близкий по спектру к свету звезды солнечного типа, исходил от переплетения труб, дугообразно пересекающих купол.
Шагая за Брайантом по желтому проспекту, Джим вынужден был признать, что город прекрасен. Но! Он ненавидел его — вместе со всеми улицами и домами. Он ненавидел купол — хрупкий щит от ужасной смерти, который казалось, вот-вот рухнет им на головы. Его пугала окружающая тишина, такая пронзительная, что звук их шагов и даже дыхания были подобны крикам толпы. И всего этого было слишком много, слишком! Целый город…
Брайант же, напротив, был искренне счастлив, и на его лице был написан восторг. Его взгляд перемещался туда-сюда, приветствуя старые достопримечательности и следовавшие за ними воспоминания. Но постепенно, по мере того как он приближался к овальной площади, на которой сходились четыре главных проспекта, в его глаза начала закрадываться тень озадаченности. Что-то было не так.
Здания, выходившие фасадом на площадь, были внушительных размеров, несмотря на их малоэтажность, и выкрашены исключительно в белый цвет. На площади стояли в ряд такие же белые резные мемориальные стелы, этот ряд разделял овал пополам. Эффект всей этой белизны после цветных улиц был ошеломляющим. Когда Фелтри подошел ближе к стелам, он увидел, что на них были вырезаны фигуры, похожие на человеческие, а также какой-то текст.
Хью положил руку на первую стелу и оглянулся на белые здания. И заговорил — впервые с того момента, как он вошел в свой город.
— Все точно так же, — произнес он в полной тишине, — и все же, что-то не так.
— Прошло больше двадцати лет… — отозвался Джим.
Брайант как будто не услышал его. Он медленно огляделся вокруг, и в его взгляде чувствовалось удивление, граничащее с печалью.
— Теперь, это просто город, — констатировал он. — Это не… — Хью запнулся. — Это больше не мое.
Его охватило ужасное чувство потери, до конца понять которое он пока не мог.
Фелтри объяснил его чувства по-своему:
— Тогда тебе было четырнадцать. Сейчас — тридцать пять.
Брайант отрицательно покачал головой и опустил взгляд на кусочек сияющего кристалла, который он все еще держал в руке. Он положил его на камень рядом с собой и с несчастным видом сел, опустив голову.
Посидев некоторое время почти неподвижно, Хью вздохнул и поднялся, а затем кивнул на ближайшие дома и сказал почти равнодушно:
— Выбирай любой. Тут везде есть мебель. Когда люди покидали это место, они не взяли ничего, кроме личных вещей.
Фелтри оглянулся.
— А куда они ушли? — спросил он. — И почему? Они наверняка оставили все так, чтобы когда-нибудь вернуться.
— Я не знаю, — коротко и сухо ответил его товарищ.
Он направился к аллее, вымощенной красным. Напротив, на яблочно-зеленой улице, был один особенный дом, но у него не хватило духу просто взять и войти туда. Этот дом был основой его воспоминаний, его собственным домом, где он когда- то чувствовал себя хозяином. Тогда он приносил сюда вещи со всего города, вещи, которые ему нравились, размещал их в доме и использовал, как хотел, и некому было задавать ему вопросы или что-то запрещать. «Детские штучки, — подумал он. — Фелтри прав, теперь я старше, точнее, старее. Вот и все».
Вместе они выбрали дом бирюзового цвета недалеко от Плаза. Внутри оказалось просторно и приятно, стены были окрашены в пастельные тона, на окнах висели металлические жалюзи, помогавшие отгородиться от остального мира, а в спальнях были дополнительно установлены прочные ставни. Мебель не отличалась изысканностью, но была довольно красивой. Как ни удивительно, нигде не было пыли. Создавалось впечатление, что хозяева только что вышли и в ближайшее время намерены вернуться.
Фелтри как-то неохотно выбрал себе одну из кроватей.
Обосновавшись, они с Хью сели в столовой за стол и съели часть одного из пайков, обильно запивая его водой, которая свободно текла из кранов, а затем, прежде чем лечь спать, коротко поговорили. Джим настаивал на том, чтобы по очереди стоять на страже и наблюдать за происходящим, Брайант же не видел в этом необходимости, но, в конце концов, согласился. В результате они подбросили монетку, и Фелтри досталась первая вахта.
— Хорошо, — удовлетворенно сказал Хью. — Наслаждайся.
Он безмерно устал и с большим удовольствием растянулся на мягком матрасе, опять почувствовав себя ребенком, но не счастливым, как раньше, а ужасно разочарованным. Он очень хотел уснуть и забыться, но внезапно Фелтри вновь подал голос:
— Послушай, что будет, если варкониды найдут наш корабль и решат подождать, пока мы не вернемся?
— Неужели ты не можешь сам ничего придумать? — Брайант готов был рассыпаться в проклятиях. — Я не знаю, что делать в этом случае, вот придумай и расскажи!
Но его слова и тон, казалось, никак не смутили его друга.
— Кстати, я подумал, что ты, возможно, не захочешь это потерять, — продолжил тот и протянул Хью руку, в которой лежала фигурка-амулет. — Странная штука, да? Я успел ее рассмотреть — оказывается можно двигать металлическую рамку на несколько оборотов в каждую сторону.
— Я знаю, — спокойно ответил Брайант. — Но там ничего не открывается, нет ничего в таком роде, и он ничего не делает. — Он взял фигурку и положил ее на низкую подставку рядом с кроватью. — Спасибо, я совсем забыл о нем.
Чтобы было удобнее наблюдать за происходящим на улице, Фелтри устроился в мягком кресле с откидной спинкой, расположенном рядом с окном.
Брайант моментально заснул. Он спал крепко, без сновидений, как будто провалился на дно глубокого колодца. Но неожиданно в его спящей голове застучал еще не осознанный молоточек тревоги. Как острый крючок вонзается в тело, чувство тревоги вцепилось в его подсознание, и Хью резко проснулся. Он пока ничего не видел, но ясно чувствовал, что кто-то был рядом с ним и что-то тихо шептал. Обливаясь потом от охватившей его паники, он лежал