— Аврора, то, как категорично вы настроены, заставляет меня задуматься кое о чём… — она делает шаг ближе, и я чувствую, как внутри поднимается волна раздражения.
Веду головой, вскидывая бровь. Ольга подходит ещё чуть ближе, её голос становится тише.
— Вот только не уверена, готовы ли вы это услышать…
Смотрю в глаза женщины, которая изучает меня так, будто впервые видит. В её взгляде смесь любопытства и осторожности, как будто она пытается разгадать загадку, но боится спугнуть ответ.
— Знаете, вы, полагаю, переходите всевозможные границы вежливой беседы, — говорю я, хватая пакеты с канцелярией и средствами гигиены.
— Что вам сказал Дима? — она бросает это резко, почти с вызовом, и я застываю, опешив от подобной беспардонности: — Думаю, нам есть что обсудить, — продолжает она уверенно: — Я через двадцать минут буду в кабинете, подождите, пожалуйста. Прямо по коридору, кабинет главного врача, номер три‑три‑пять…
Сказав это, она быстрым шагом уходит в сторону процедурного кабинета, а я так и остаюсь посередине коридора. Стены, разрисованные яркими мультяшными персонажами будто сжимаются вокруг меня, а внутри хаос.
Собственные противоречия смешиваются в огромный валун, который давит на грудь и мешает дышать.
Какую сторону выбрать? Убежать, не оглядываясь, или всё же пойти в этот кабинет и услышать то, что она хочет сказать?
Глава 23. Аврора
Я остаюсь, наверно, потому что в глубине души давно искала ответы на все те вопросы, что были внутри меня.
Время ушло, но иногда нас пожирает то, о чём мы не знаем.
Почему он ушёл? Была ли причина во мне? И могла ли я что-то изменить?
Какой бы сильной я ни стала, как бы ни выстроила броню и не нашла опору под ногами, бывают вечера, когда эти вопросы всплывают на поверхности.
Почему?
Потому что ты хочешь всегда знать причину, по которой тебе сделали больно. Хотя не всегда причина есть.
Ольга словно по часам, ровно через двадцать минут, вышагивает по коридору и, замечая меня у своего кабинета, тут же улыбается.
Открывает ключом дверь, оборачиваясь через плечо:
— Я рада, что вы остались.
Мы заходим в её довольно просторный кабинет, здесь много света и зелени.
Она предлагает мне чай или кофе, я прошу лишь стакан воды без газа. Сажусь на стул, ожидая, когда женщина наконец начнёт говорить.
Ведь она мне что-то хотела сказать?
Что-то, что может изменить моё отношение?
Я не знаю… Она не похожа на ту любовницу, которая всеми правдами и неправдами пытается увести мужчину из семьи.
Хотя я склонна верить, что мужчину невозможно увести никуда. Он же не на цепи…
— Так, — она садится напротив в своё кресло, и нас разделяет лишь её стол, — я не буду ходить вокруг да около. Я не имею права разглашать конфиденциальную информацию, но в данном случае я иду на рискованный шаг, чтобы разъяснить… Дмитрий — мой бывший пациент. Я перестала быть его лечащим врачом после того, как наши отношения перетекли в горизонтальную плоскость. И еще потому что я перешла работать в детский онкоцентр. То есть, сюда.
Сначала на меня обрушивается поток неверия.
Дима болен? Или был болен?
Он не говорил… Ни разу, даже не обмолвился, что у него что-то случилось.
Он всегда меня оберегал от проблем, но есть вещи, которые нужно и важно говорить.
— Понимаю ваш шок, Дима предупреждал меня, что вы не в курсе. И хочу вас заверить, что наши отношения начались после вашего с ним развода… И они уже закончены. Сейчас я просто его поддерживаю, как бывшего пациента и как человека, который нуждается в помощи.
Молчу. Не могу ничего сказать. Внутри всё опустело.
— Знаете, он всегда говорил, что любит только вас. И я его ругала, пыталась донести, что он не будет для вас обузой, Аврора. Что любящие люди друг друга во всём поддерживают, но вы знаете, каким он может быть упрямым. Он хотел для вас счастливой беззаботной жизни, а сам сгорал каждый день… Нам удалось выйти на стойкую ремиссию… Но, — она делает паузу. И я ловлю этот момент тишины.
— Что с ним сейчас?
У меня нет боли внутри от предательства, боли от того, что он решил за нас двоих всё сам.
Мне просто ужасно страшно. Сколько раз он умирал и прощался с жизнью, а я не была рядом. Я ненавидела его в этот момент за ту боль, что он причинил.
Возможно, я имела на это право. Но сейчас всё то, что было до, больше не имеет значения.
— К сожалению, метастазы пошли в лёгкие, это не самый хороший прогноз. Я знаю, что Дима планирует новый курс химиотерапии. Это всё, что я знаю. Но я с точностью до ста процентов уверена, что он нуждается в вас. Ему было плохо всё это время… И знаете, ни один мужчина в моём окружении так не отзывался о женщине, как это делал он, говоря про вас. Помогите ему… Даже если он будет отталкивать. Вы нужны ему, Аврора. Очень нужны.
Слёзы беззвучно стекают вниз по лицу. Меня трясёт. Всё тело бьёт крупная дрожь, а тошнота долбит в горло.
Я просто не могу поверить, что он может… умереть?
Лучше бы он и правда мне просто изменил, загулял, оказался мерзавцем, чем вот так… Несправедливо и жестоко.
— Вы знаете его адрес, где он сейчас живёт?
Она кивает, поджав губы в тонкую линию. Чиркает на бумажке адрес Димы и пододвигает по столу ко мне.
— Я не знаю, Аврора, сколько у вас с ним будет общего времени. Но пускай он хотя бы его проведёт рядом с вами. С той, кого он так сильно любил. И любит до сих пор.
Я даже «спасибо» не говорю, у меня нет никаких мыслей, кроме одной.
Вылетаю из кабинета, слёзы не прекращаются, потоком стекая вниз.
Лавина слёз. Холодных и солёных.
Выбегаю на парковку у онкоцентра, словно в тумане завожу машину и срываюсь с места.
Сколько всего я ему наговорила… Я ему желала всего плохого в минуты отчаяния.
А он… Димка, ну зачем? За что ты так со мной?!
Глава 24. Аврора
Дорога тянется, кажется, вечностью, а автомобилисты, как туристы на экскурсионном автобусе. Настолько медленно они все едут.
Время будто застыло, и каждый метр пути отзывается в груди тупой, ноющей болью.
В голове — ворох вопросов, сожалений и воспоминаний. Слова, которые я ему говорила. Взгляды, которые бросала в то время, как он боролся, чтобы жить.
Перед глазами всплывают сцены из прошлого: его усталая улыбка, потухший взгляд, попытки казаться бодрым… А я не видела. Не хотела видеть.
Размазываю слёзы по щекам, крепко сжимая руль. Какая же я дура. Какая же я… слепая. Он ведь и правда изменился в тот период перед разводом, стал тише, отстранённее. А я, чёрт возьми, эту холодность принимала на свой счёт, обижалась, злилась, строила предположения.
Внутри всё сжимается от горечи. Сколько раз я могла быть рядом, поддержать, а вместо этого отдалялась.
Нажимаю на кнопку, чтобы впустить воздух в салон машины, потому что задыхаюсь. Будто сама себя схватила за горло и меня душат не внешние обстоятельства, а собственные мысли, воспоминания и невысказанные слова. Душа болит и сжимается от бесконечных спазмов.
Телефон разрывается мелодией на звонок от Мирона, но я даже не смотрю на экран. Сейчас это всё не имеет значения. Ни работа, ни друзья, ни чьи‑то ожидания. Только он. Только то, что я узнала сегодня.
Подрезаю впереди стоящего «китайца», который тащится, хотя впереди горит зелёный, и наконец, хотя бы немного разгоняюсь. Скоростью будто пытаюсь заглушить внутреннюю бурю, но тщетно.
Господи…
Не укладывается в мыслях.
Вот только недавно я стала спонсором фонда, приблизилась к тому, чего так боялась. И вот как близко это оказывается ко мне было. Правда видеть я не хотела. Закрывала глаза, искала причины в браке, обвиняла его в равнодушии, верила в его «хорошее самочувствие». А он… он просто пытался не напугать меня. Пытался справиться сам.