Но теперь Кенди достигла цели, к которой стремилась более всего на свете. Еще несколько недель назад она не представляла, где искать Кристофера, но ее отважный мальчик сам добрался до нее через всю Англию, а теперь поступил в школу, где будет в безопасности, где никто его не обидит, где он будет спокойно учиться и, возможно, заведет друзей.
Мало того, Кенди нашла свою дочь, чудесную девочку, о существовании которой даже не подозревала! Хоть она и жалела, что не вырастила Кейтлин сама, главное, что девочка живет среди людей, которые ее любят и берегут, и что в будущем Кенди сможет стать частью ее жизни.
Радость охватила ее — чистая, искрящаяся, словно шампанское: радость, которую просто невозможно держать в себе. А с кем же поделиться, если не с человеком, который прошел каждый шаг этого нелегкого пути с ней вместе? Без Лукаса и его друзей Кенди ничего бы не добилась — и теперь от всего сердца хотела его поблагодарить.
А еще — просто хотела его.
Не трудясь укладывать волосы, она бесшумно выскользнула в коридор. Из-под двери Лукаса сочился свет, так что она постучала, надеясь, что он еще не спит.
Прежде чем Кенди успела испугаться и передумать, дверь отворилась. Свет лампы из-за спины очерчивал темный силуэт Лукаса и подсвечивал золотом волосы. Он уже снял сюртук и шейный платок, скинул сапоги, расстегнул верхние пуговицы рубашки. В таком по-домашнему небрежном виде было что-то очень интимное; судя по тому, как блеснули у Лукаса глаза, такое же впечатление произвел на него и ее наряд, хоть и прикрывавший все тело.
— Я подумала, раз ты еще не спишь… — с легкой неуверенностью начала Кенди. — Можно мне войти? Я расчесывала волосы, и вдруг меня осенило: похоже, все худшее позади. Кристофер в безопасности. Всего несколько недель назад я и мечтать о таком не могла! И всем этим я обязана тебе. Боже мой, мне прямо плясать хочется от радости!
Ей вдруг стало страшно: что, если Лукас улыбнется, поздравит ее с отлично выполненной задачей и вежливо отошлет обратно? Но страхи ее оказались напрасными: он отступил на шаг, пропуская к себе в спальню, и заметил:
— Увы, музыкантов здесь нет — значит, будем праздновать без них.
— Лукас, как же все изменилось после того, как я встретила тебя! — Она наклонила голову, пораженная неожиданной мыслью. — Знаешь, только сейчас мне пришло в голову, что оба раза наши отношения начались с танцев!
Он задумался:
— Ты права. И когда ты впервые вышла в свет, чтобы найти себе мужа, а я набирался светского лоска перед тем, как выйти в море… Сколько раз мы тогда встречались — должно быть, пять-шесть?
— Да, и каждый раз танцевали, не всегда на настоящих балах — бывали и неформальные вечеринки для молодых людей, но я всегда была рада тебя видеть и ждала, когда пригласишь меня на танец.
Он улыбнулся припоминая.
— И я всегда был рад, когда удавалось с тобой потанцевать: юная, красивая да еще и богатая наследница — ты была нарасхват.
Кенди скорчила гримаску.
— Слишком часто мной интересовались только из-за наследства! В тебе, кроме всего прочего, мне очень нравилось, что моим богатым дедом ты, кажется, не интересовался совсем.
— Кроме всего прочего? — подхватил Лукас. — А чего именно?
Она рассмеялась.
— Многого! Ты был очень привлекательный, настоящий джентльмен, умный, к тому же с тобой было интересно поговорить. А вот вальс мы не танцевали ни разу: в те годы он считался непристойным. Так может, сейчас? — Она протянула к нему руки и начала напевать мелодию вальса.
Не в силах сопротивляться этой кипучей радости, Лукас подхватил Кенди в объятия и закружил по комнате, достаточно большой для того, чтобы сделать по ней пару кругов, не натыкаясь на мебель.
— Тогда мы были так молоды! Казалось, впереди целая жизнь и бесконечные возможности! Больше всего я любил танцевать с тобой, но вокруг было немало и других привлекательных юных леди. За эти месяцы перед выходом в море я составил в уме список самых симпатичных дебютанток — и порой где-нибудь посреди Северного моря, когда становилось тоскливо, перебирал в уме их имена, вспоминал лица.
Кенди рассмеялась. Ее вовсе не задело, что наряду с ней Лукас думал и о других девушках.
— Я искала мужа, но ты в списке кандидатов не значился, потому что должен был вот-вот уйти в море, хотя танцевал отлично — как и сейчас! — Она чуть склонила голову, и волосы ее рассыпались по плечам. — А потом нас снова свел танец на балу.
— К тому моменту мы встретились у Клентонов, я очень давно не танцевал — почти забыл, как это делается.
Вспомнив тот вечер, она вздрогнула: тяжелые воспоминания на миг омрачили ее радость.
— Я не помню, чтобы ты плохо танцевал. Помню только, что была тебе очень благодарна за то, что пригласил, когда все прочие шарахались от меня словно от чумной.
— Ты меня тогда поразила: и на что надеялась, когда вот так вышла на середину бального зала?
Кенди вздохнула, она и сама уже почти не помнила, что толкнуло ее на такое безрассудство.
— Должно быть, надеялась увидеть хоть одно доброжелательное лицо. И только оказавшись посреди зала в полном одиночестве, я поняла, какую глупость совершила.
— Это не глупость, — возразил он серьезно, аккуратно обходя в танце угол стола. — Скорее инстинкт подсказал тебе, что пора вырваться из болота уныния любым способом.
— И подтолкнул к тебе. — Она заметила, что вальс замедлился, стал более чувственным. — При первой нашей встрече, тогда, много лет назад, я и подумать не могла, кем ты для меня станешь!
— Я тоже и вообразить не мог, — сказал он тихо, прожигая ее взглядом.
Какое счастье — танцевать с ним, тонуть в его объятиях, прижиматься к сильному мужскому телу! Кенди вдруг очень ясно ощутила, что на ней лишь свободный халат и легкая, почти прозрачная сорочка — одежда, предназначенная для сна, быть может — для соблазнения, но никак не для защиты. Что ж, защищаться от Лукаса ей и незачем, а вот соблазнить…
Пусть он и полагает, что им снова ложиться в одну постель неразумно, едва ли станет сопротивляться взаимному влечению упорнее, чем она сама. Много лет Кенди провела в одиночестве; плотские желания ее, казалось, вовсе угасли. По словам Лукаса, то же произошло и с ним. Но теперь, когда они позволили костру желания запылать вновь, возможно ли, чтобы все осталось по-прежнему?
— Почему бы, —