— Не называй меня так, — прервала его Элизабет. — Я веду себя наперекор воле моих родственников и не возьму их фамилию. Но другую мою фамилию тебе, должно быть, больно произносить. Называй меня просто Элизабет.
Невилл взял ее за руку.
— Я эгоистичный гнусный человек, а в тебе столько самопожертвования, заботы о других и благословенной добродетели, — сказал он. — Я же думаю о себе и ненавижу себя, поддаваясь этому импульсу. Милая, милая Элизабет — ты же разрешила называть тебя так? — в тебе я обнаружил воплощение своих представлений об идеале. Я люблю тебя так, что не представить и не выразить словами; я полюбил тебя давно, много месяцев назад, с того первого дня, как увидел в Марселе. Я сразу понял и почувствовал, что ты — та, кого жаждала моя душа. Я нашел тебя и сразу потерял!
Сама любовь окрасила щеки Элизабет в свой цвет; ей казалось, что все ее страдания разом компенсировала уверенность в том чувстве, которое она пробудила. За миг до этого тучи сгущались в ее сердце и надвигался шторм; теперь же из-за облаков выглянуло солнце. Луч его блеснул ярко, но быстро погас. Мысль о Фолкнере вновь затмила сияние, будто ангел, принесший с собой благоухание рая, на миг показался и снова исчез.
Невилл не был столь сдержан. Он никогда не разделял горького презрения своего отца к Фолкнеру, и верность Элизабет этому несчастному человеку наводила на мысль, что дело приняло слишком жестокий и несправедливый оборот. Однако сопереживание арестанту было пассивным чувством, в то время как при мысли о судьбе, уготованной Элизабет, он испытывал ужас, сотрясавший его чувствительную натуру до самых глубин и причинявший ему страдания. Он нетерпеливо мерил шагами комнату, затем остановился и поднял на нее мягкие сияющие глаза, в которых читались нежность и страсть. Элизабет ощутила на себе влияние этого взгляда, но поддаваться иллюзиям любви было не время, и она произнесла:
— А теперь оставь меня, Невилл; завтра мне предстоит дальний путь, спокойной ночи.
— Потерпи меня еще немного, — ответил он. — Я не могу уйти, пока не предложу тебе свое сердце и не уговорю тебя принять мои услуги. Мы сейчас расстанемся, и неизвестно, когда снова встретимся, а тебя ждут страшные страдания. Я верю, что ты уважаешь меня и доверяешь мне. Ты знаешь, что я отличаюсь постоянством и настойчивостью. Я осуществил цель, к которой стремился с самого детства; я очистил имя своей матери от недостойной клеветы и теперь направлю все свои усилия и мысли на твое благополучие. Будучи далеко и зная, в каких ужасных условиях ты находишься, я стану постоянно волноваться за тебя; меня ждут долгие часы горьких тревог. Пообещай, что несмотря на все, что нас разделяет, если тебе понадобятся моя помощь и услуги, ты напишешь, и распорядишься мной, и не станешь сомневаться, что я исполню твой приказ неукоснительно и в точности.
— Обещаю, — ответила Элизабет. — Я знаю: что бы ни случилось, ты всегда будешь моим другом.
— Истинным, лучшим и верным, — воскликнул Невилл. — Я буду всегда стараться это доказать. Не хочу называть себя твоим братом, но можешь воспринимать меня так; ни один брат никогда не оберегал честь, безопасность и счастье сестры так, как я буду оберегать твои.
— Но я не буду одинока, и тебе это известно, — ответила Элизабет. — Я еду к тому, кого обязана слушаться; он скажет мне, что делать. Если в нынешних страшных обстоятельствах он будет нуждаться в совете и поддержке, увы, ты не сможешь ему их дать, но в мире скорби, где мне скоро предстоит поселиться, меня утешит и поддержит мысль о твоей доброте, и я буду безоговорочно на нее полагаться.
— Мир скорби — как же ты права! — повторил Невилл. — Мир бесчестья и страданий; ты не должна была видеть его даже во сне! А ведь процесс затянется, и никакой стойкости и терпения не хватит, чтобы все выдержать. Адвокаты мистера Фолкнера, конечно же, захотят послать за Осборном, чтобы тот дал показания; это необходимо сделать, он должен явиться в суд. На это уйдет время; суд соберется не раньше весны.
— И все это время отец будет томиться в тюрьме, как преступник! — Горькие слезы брызнули из глаз Элизабет. — Как это чудовищно! И я, конечно же, должна быть рядом, чтобы облегчить бесконечно тянущиеся унылые часы. Я думала, все кончится скоро и освобождение близко, но такой отсрочки даже не предполагала.
— Слава Богу, что ты настроена на победу, — ответил Невилл. — Не хочу поколебать твою уверенность и искренне надеюсь, что твой оптимизм оправдан. А теперь пора прощаться; не стану больше тебя задерживать. Пускай тебя хранят добрые ангелы; ты даже не представляешь, как горько мне разлучаться с тобой в час, когда мы оба страдаем.
— Прости меня, — ответила Элизабет, — но я могу думать только об отце. Ты вызвал в моем воображении целую цепочку тревожных предчувствий, но я справлюсь с ними и снова стану терпеливой ради него и всех нас.
На этом они разлучились, и в момент прощания прилив нежности смягчил жестокие муки, вызванные горем. Вопреки себе Элизабет успокоилась благодаря преданной и искренней привязанности своего друга. После его ухода и нескольких минут в одиночестве она вновь начала надеяться на лучшее, как свойственно юным и неопытным. Невилл вышел от нее и сразу покинул гостиницу; Элизабет не могла уснуть и провела несколько неспокойных, но не совсем скверных часов в размышлениях. Наконец священный покой унял ее страхи, разгладил тревожные морщины на лбу и притупил острые сожаления; ее успокоила вера в Господа и радость, которая естественным образом возникает, когда мы чувствуем любовь дорогого нам человека.
Как только занялась заря, Элизабет встала с кровати, горя желанием отправиться в путь, и больше не отдыхала до самого прибытия в Карлайл.
Глава XLI
Тем временем Фолкнер проводил бесконечные дни в лучшей камере, на которую только мог рассчитывать заключенный, и пользовался теми удобствами, которые можно было купить в тюрьме за деньги. Впрочем, какие удобства в тюрьме? Даже вигвам индейца более приятен воображению, так как находится в непосредственной близости к природе и причастен ее очарованию; между этим жилищем и свободой не существует преграды, а природа и воля — верные друзья простодушного человека. Что касается тюремной камеры, вид