— Мы пришли сюда, чтобы встретиться с автором вот этой книги, — продолжал Бартоломео, протягивая бармену книгу «Капитан Котяра и сокровища русалок». — Мы полагаем, что капитан дружит с…
— Всё, хватит, салажонок, — оборвал его Энрико, раскрывая крылья, — капитан Котяра никого не принимает и баста! И уж точно у него нет времени болтать с какими-то двумя болванами, которые прочли его книжки. Подумайте только, ребятки, эти два типчика думают, что капитан придёт с ними почирикать, ничего себе, придумали!
Все присутствующие разразились громовым хохотом. Выдры с повязками, закрывавшими один глаз, повалились на скамейки и заколотили по столам деревяшками, заменявшими им лапы. Шум стал просто невыносимым.
— Вы не поняли! — воскликнул Бартоломео. — Мой прадедушка знаком с капитаном!
— И что дальше? Он не выйдет к вам, лапуля, не выйдет — и точка! Он слишком занят — он изучает карты, чтобы найти наилучший маршрут нашего следующего плавания.
— Плавания? — вмешался озадаченный Арчибальд, теребя в лапах свою трубочку для коктейля. — Корабль стоит на стапелях посередине леса…
— Дядя Арчибальд, прошу тебя, помолчи…
— А что я такого сказал? Я сказал, что корабль стоит на месте. Как он может куда-то плыть?
Внезапно музыка смолкла. Крокодил, в шляпе-котелке, игравший танцевальные мелодии на рояле, стоявшем на сцене в глубине зала, медленно повернулся на крутящемся табурете, а одноглазый гризли, щипавший струны старого контрабаса, резко оттолкнул свой инструмент к стене, так что гриф контрабаса остался у него в лапе. Гармоника, на которой играла сидевшая на бочке беззубая гиена, сжалась, испустив протяжный жалобный звук. Все присутствующие замерли, никто не решался пошевелить ни усом, ни когтем, ни щупальцем. Произносить только что прозвучавшие слова было строго-настрого запрещено.
— Что там плетёт этот библиотекарь? — глубоким басом спросил гризли.
— Это вы про меня? — ответил лис, с трудом удерживаясь от смеха под воздействием выпитого коктейля. — Я вовсе не библико… ой, не библиокетарь… А, нет, простите, не БИБЛИОтекарь! Я вовсе не библиотекарь! Я про-о-о-о-да-а-а-ве-е-е-ец книг. Давайте, повторяйте все за мной: про-о-о-о-да-а-а-ве-е-е-ец! Я про-о-о-да-а-а-аю книги. Вы вообще знаете, что такое книги? Нет? Н-да, вижу, этот гризли не очень-то понимает меня… — прошептал он, повернувшись к племяннику. — А ведь у него нет ни уха, а глаза… Я бы с радостью порекомендовал вам хорошие книги. Вот увидите, это чертовски хорошая штука! Ах, да! Простите, я ведь уже не работаю в книжном магазине… Ну да… — пробормотал он, протягивая свой стакан Энрико. — Слушайте, мне ужасно нравится этот ваш напиток! Подлейте-ка ещё немножко! А то, знаете ли, у меня такое чувство, что мои горести усиливаются, а настроение как-то падает…
— Э, да ты совсем готовенький, — ответил ему попугай, вытаскивая из-под прилавка мушкет и засыпая в него порох.
Все звери, находившиеся в зале, поднялись со своих мест и пошли к ним, потрясая саблями, из их разинутых пастей капала слюна. Послышалось свирепое рычание, и атмосфера в зале стала настолько угрожающей, что даже насекомые, задержавшиеся у полуоткрытых иллюминаторов, не решались залететь внутрь. Ещё пять шагов, четыре шага, три шага…
— Стоять, мурррзавцы! — послышался голос из громкоговорителя, висевшего рядом с прилавком. — Прекратите это безобразие. ПосМЯУялись — и хватит! Я сейчас спущусь и вам мало не покажется! Р-мяу!
Этот голос произвёл такое впечатление на собравшихся, как будто кто-то крикнул «К бою!» или «На абордаж!» В мгновение ока все звери побросали на пол сабли и мушкеты, которыми только что так гордо потрясали, и попрятались под лавки. С лестницы, ведущей на верхнюю палубу, послышался звук чьих-то шагов. Стук каблуков так перепугал тушканчиков, что они расплакались, крепко обнялись друг с другом и стали клясться, что никогда не забудут друзей, которым, быть может, суждено погибнуть от зубов грозного… Да, это был он — в треуголке, ловко сидевшей на острых ушах, серый в полоску, с деревянной лапой и шрамом, идущим от шеи через всю щёку. В этот проклятый день экипаж «Мамули» вынудил своего капитана выйти из каюты, а все хорошо знали, чем это может закончиться.
— Так-то лучше, мяу, — промурлыкал капитан Котяра, окинув довольным взглядом своих напуганных матросов и офицеров. — А теперь разберёмся с вами! — прорычал он, запрыгивая на прилавок, возле которого сидел напившийся Арчибальд — в голове у него стало мало-помалу проясняться, и он начинал понимать, что происходит. — Вы тут намекаете, что я не настоящий пират, потому что мой корабль не выходит в море, так? Мяу, господин торговец книжками, давайте-ка проверим, кто из нас двоих храбрее. Как насчёт того, чтобы прогуляться по доске? Кажется, я знаю одного лиса, который очень хочет научиться летать…
Прогулка по доске
Несмотря на то что капитан Котяра был настоящим пиратом, пиратом до кончиков когтей, он никогда не плавал по морю, и при одной только мысли о том, чтобы оказаться в воде, начинал за-за-заикаться, а шерсть у него на загривке вставала дыбом. Трудно вообразить пирата, который ни разу в своей жизни не снялся с якоря, но говорить об этом вслух мог лишь тот, кому неведомо чувство такта!
«Помни, мой маленький, кошки не созданы для плавания! Ты хотя бы подумал о том, как нелепо будешь выглядеть с взъерошенной мокрой шерстью? Не думаю, чтобы это понравилось красавице Китти, мррр», — говорила ему когда-то мамуля, если он подходил слишком близко к волнам, и в результате через несколько лет он уже не решался даже собирать ракушки на пляже.
«Знаешь, мой маленький, море — опасное место для котёнка, который не умеет плавать. Ты когда-нибудь задумывался, что значит «утонуть»? Ты представляешь себе ощущение воды в лёгких, мрррр», — говорила она, если он просил разрешения пойти на конец волнореза, чтобы поиграть с крабами, прятавшимися среди камней.
«Поступай как знаешь, мой котёночек, но если ты упадёшь в воду, там наверняка окажется акула, которая сожрёт тебя целиком, от ушек до кончика хвоста, и выплюнет только сапожки. А какие красивые у тебя сапожки! Ты когда-нибудь думал о том, каково это, когда тебя съедают? Что ты почувствуешь, когда чьи-то зубы стиснут тебя, мрррр?» — повторяла она, когда друзья звали его поплавать на лодке по Бурному морю.
Да, мамуля очень боялась за него, может быть, даже чересчур. Но, как бы то ни было, капитан Котяра не мог на неё сердиться. Она желала ему только добра! И, кстати, именно по этой причине он назвал в честь неё свой корабль и повесил её портрет в своей каюте, прямо над койкой.