Наследие древнего - Александр Четвертнов

Он договорил, и дверь в усадьбу открылась. На пороге стоял гвардеец Иван. Я молча указал Петру Алексеевичу, чтобы он проходил.

Мы прошли в дом. Холодный воздух с улицы ворвался за нами, и, прежде, чем дверь закрылась, успел обдать гостиную запахом морозной свежести.

— Добрый день, — коротко произнёс он, окидывая взглядом собравшихся. На мгновение его брови приподнялись, когда он заметил Машу и Викторию, но тут же вернулись в прежнее положение.

Я же просто кивнул, краем глаза отметив, что девушки целы и не поубивали друг друга до сих пор, а предметы интерьера на месте.

— Пётр Алексеевич, — я повесил пальто на вешалку и помог снять шубу Бестужеву. — рассказывайте, что случилось?

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой, больше похожей на гримасу.

— Мне нужно поговорить с тобой, Кирилл, — произнёс он, понизив голос. — Наедине.

В этот момент в комнату вошла мать. Её шаги замерли, когда она увидела гостя.

— Пётр Алексеевич? — удивлённо произнесла она. — Чем обязаны?

Бестужев повернулся к ней, и что-то в его взгляде заставило меня напрячься.

— Вера Ефимовна, — поклонился он, но в его голосе звучала странная нотка — смесь уважения и… сострадания? — Прошу прощения за неожиданный визит.

— Что привело вас к нам? — спросила мать, подходя ближе. Её лицо выражало вежливый интерес, но я заметил лёгкую морщинку между бровями — признак тревоги.

Бестужев переводил взгляд с меня на мать и обратно, явно колеблясь.

— У меня… новости, — наконец произнёс он, и его плечи словно стали ещё тяжелее. — Боюсь, не из приятных.

Моя рука непроизвольно потянулась к матери, и я почувствовал, как она напряглась.

— Может быть, пройдём в кабинет? — предложил я, чувствуя, как нарастает тревога.

Бестужев покачал головой.

— Нет, Кирилл. То, что я должен сказать, касается всей вашей семьи.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Даже пламя в камине, казалось, притихло, лишь изредка потрескивая углями.

— Что произошло, Пётр Алексеевич? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.

Бестужев глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть в ледяную воду.

— Кирилл, — начал он, и его голос звучал непривычно мягко. — У меня тяжёлые новости. Князь Огонь-Догановский… — он запнулся, но заставил себя продолжить. — Он убил твоего отца.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые и острые, как осколки льда.

— Что? — едва слышно выдохнула мать. Её лицо мгновенно побледнело, став почти прозрачным.

— Василий Сергеевич стоит за всеми попытками покушения на Кирилла, — продолжил Бестужев, не отводя от меня взгляда. — Он действовал из тени, используя свои связи и влияние. Я не знал… не догадывался. Он был в моём боевом крыле много лет. Я доверял ему.

Почувствовал странную пустоту внутри. Смерть Дмитрия Юрьевича должна была вызвать хоть какие-то эмоции, но я ощущал лишь холодное любопытство. Чужой человек, чья кровь текла в моих жилах — вот и всё, что связывало нас. Тем более отцом и мужем он был так себе.

— Мои мальчики, — вдруг прошептала мать, и её голос дрогнул. Она схватила Бестужева за рукав пальто. — Пётр Алексеевич, что с моими мальчиками?

Князь молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Он медленно опустил глаза, а затем так же медленно покачал головой.

— Нет, — выдохнула мать. — Нет, нет, нет…

Я заметил, как поплыл её взгляд, как подкосились ноги. Успел подхватить в последний момент, когда она начала оседать на пол. Её тело обмякло в моих руках, став неожиданно тяжёлым.

— Мама! — воскликнула Алёна, вскакивая с дивана.

В следующий миг комната наполнилась движением. Тихон бросился к нам, пытаясь помочь. Маша вскрикнула, прижав ладони ко рту. Из коридора появился дед, его трость громко стукнула по паркету, когда он быстрым шагом направился к нам.

— Что случилось? — голос деда звучал тревожно и властно одновременно.

— Маме стало плохо, — коротко ответил я, аккуратно укладывая мать на диван. Её лицо казалось восковой маской — белое, застывшее, с каплями пота на лбу.

Дед опустился рядом с ней на колени. Его пальцы прикоснулись к её запястью, проверяя пульс.

— Что ты ей сказал? — спросил он, бросив острый взгляд на Бестужева.

— Правду, — тяжело ответил тот. — Дмитрий Юрьевич мёртв. И… сыновья тоже.

Дед застыл, его пальцы всё ещё сжимали запястье дочери. В глазах мелькнуло что-то страшное — смесь боли, гнева и бессилия.

— Ты знал, что так будет? — тихо спросил он, не поднимая глаз на Бестужева.

— Нет, — покачал головой князь. — Клянусь, если бы знал…

— Что с мамой? — Алёна подбежала к дивану, её лицо было искажено страхом. — Что происходит? Кирилл?

Я видел, как дрожат её губы, как в глазах собираются слёзы. Детская растерянность и взрослый ужас смешались на её лице.

— Алёна, — начал я, но не успел договорить.

Мать застонала, приходя в себя. Её веки затрепетали, а затем открылись. Взгляд блуждал по потолку, не фокусируясь.

— Вера, — дед наклонился к ней, бережно поглаживая по руке. — Ты меня слышишь?

— Папа? — прошептала она, и её глаза наполнились слезами. — Они… они все…

— Тише, дочка, — дед сжал её руку. — Не сейчас.

Но было поздно. Алёна уже стояла рядом, её глаза расширились от ужаса.

— Кто «все»? — спросила она дрожащим голосом. — Мама, что случилось?

Мать повернула голову, и когда она увидела дочь, её лицо исказилось от боли.

— Твой отец, — прошептала она, и слезы потекли по её щекам. — И братья. Они… они ушли, Алёнушка.

Секунду Алёна стояла, словно окаменев. Потом её губы задрожали, а глаза наполнились слезами.

— Нет, — её голос сорвался. — Нет, ты ошибаешься. Они не могли…

Она не договорила. Громкий всхлип вырвался из её груди, а затем она разрыдалась. Тяжёлые, безутешные рыдания сотрясали её худенькое тело.

Я шагнул к ней, обнимая за плечи. Она инстинктивно прижалась ко мне, уткнувшись лицом в грудь. Её слёзы быстро промочили мою рубашку, но я только крепче прижимал её к себе, давая выплакаться.

В комнату вбежала Ирина Леонтьевна, привлечённая шумом. Её глаза расширились, когда она увидела мать на диване и рыдающую Алёну.

— Госпожа! — воскликнула она, бросаясь к дивану. — Что с вами?

— Принесите воды, — скомандовал дед. — И успокоительное.

Ирина Леонтьевна быстро кивнула и исчезла. В этот момент в дверях показалась Виктория. Она стояла, застыв на пороге, её лицо выражало смесь сочувствия и замешательства.

— Что случилось? — тихо спросила она, глядя на меня поверх головы рыдающей Алёны.

Я не успел ответить. Из коридора послышались быстрые шаги, и в комнату влетела Маша. Её лицо побледнело,