Игнат учинил расследование. Особого злого умысла не увидел, и даже вроде бы и не покрали сено, овёс, но, видимо, первые месяцы осени и зимы животину кормили избыточно много, потому-то и не хватило. А потом то ли постеснялись, то ли побоялись обратиться к хозяину для того, чтобы выделили. Где-нибудь нашлось бы зерно, сено и овёс.
Из таких мелочей складывалось общее состояние сельского хозяйства, достаток любого помещика. Анна всерьёз решила, что хотя бы эту нишу на себя возложит, чтобы помочь своему мужу.
— На сим заканчиваем. Уже сегодня мой дядька Игнат отправляется по всем деревням и землям смотреть, как вы управляетесь и вспахиваете землю. Если завидит где, что земля не вспахана, и причин на то нет… милости не ждите от меня, — сказала барыня, встала и решительным жёстким взглядом провожала всех приказчиков и сельских старшин.
Еще нужно было поговорить о меде и пасеках. Но эту тему Анна решила перепоручить своему дядьке. Он и так будет ездить по деревням не только с инспекцией, но и консультировать, учить старост и селян пользоваться тем же новым плугом, или косой. Ну и рассказывать, показывать, как нужно приманивать пчелиные семьи, как ладить ульи, как медогонки изготовлять.
Как только вышел последний из приглашённых и в просторной комнате вдруг стало пусто, и лишь только сама Анна и её дядька Игнат оставались, барыня Анна Ивановна Стрельчина осунулась. У неё словно бы вырвали стальной стержень. Она вновь превратилась в Аннушку — мягкую, словно бы и бесхарактерную, уставшую женщину. Глаза молодой женщины налились слезами.
— Утомилась я, дядька. Ох, как же я утомилась! — сказала Анна, закрывая лицо руками.
— Так ты, дочка, больше дитё оставляй на мамок. Чего же сама носишься с ним, как с писаной торбой? Ты же барыня, к тебя о другом заботы. Тут али заниматься хозяйством, али дитём. И то, и иное не выйдет, — нравоучал дядька Игнат.
Анна не была с ним согласна. Вернее, она прекрасно понимала, что успеть везде невозможно, ведь она — не муж её, не Егор Стрельчин, который, казалось, успевал делать одновременно с десяток дел. По крайней мере, ей так казалось. Но доверить Петрушу полностью мамкам? Анну насилу уговорили, чтобы она не кормила грудью, а нашла добрую кормилицу. А тут — чтобы не каждый час быть рядом с ребёнком.
— Вот покрестим, так и буду больше на мамок оставлять. Господь уже оберегать станет, — сказала Анна.
— Егорий Иоаннович придет не скоро. А дите не крещеное. Непотребство. Государь уже спытывал, когда. Так что высыпайси, еще думать, как и чем подчивать гостей крестильных станешь. Но дите повинно с крестом быти, — говорил Игнат.
— Может, ты и прав. Сегодня посплю отдельно, иначе я в старуху превращусь. Которую ночь не сплю, животиком мается Петруша. И укропная водичка не помогает. Так что сегодня доверюсь мамкам, хотя бы высплюсь. А то скоро, того и гляди, повелю не просто пороть за дурные дела приказчиков, а на кол сажать их стану, — Анна мучительно улыбнулась.
— Вот то и добро. Пущай мамки посмотрят за Петрушей. А я поеду. Возвернётся муж твой, да нарадоваться не сможет, столь мы всего сделаем и приумножим его богатство, — вздохнул Игнат.
— Да куда же ты в ночь поедешь, дядька? — удивилась Анна. — И усадьбу оставишь без надзора?
— Утром пришлют с Преображенского два десятка воев в усадьбу. И охранять вас станут, и пусть по лесу побегают, силу наберут, — польза получится, — сказал Игнат.
— Шуметь токмо станут, упражняться как начнут. Но то мужа моего забава, не мне судить о том, — сказала Анна и вздохнула. — Как жа я иссыхаю по Егору моему!
Через час дядька забрал с собой пятерых бойцов, которых, скорее, обучал не воевать, а когда-то ещё выпросил у полковника Стрельчина для того, чтобы иметь людей для ревизий и проверок. Вот их и тягает повсюду за собой Игнат да всё они проверяют по описанным правилам, что оставил полковник.
Анна же не успела даже раздеться, присела передохнуть на большую кровать и не заметила, как уснула. Скорее всего, даже сидя, а уже потом облокотилась о мягкую подушку и никак не хотела просыпаться.
Ночью, было дело, Анна открыла глаза, тревога поселилась в её сердце, но она заставила себя, убедила, что ничего дурного произойти не может. Уснула вновь. Тем более зашла служанка, кормилица Петруши, и сказала, что в усадьбе всё спокойно и Пётр Егорович не изволит капризничать, а спит, и с ним сразу две няньки.
Так что Анна перевернулась на другой бок и продолжила спать, правда, уже более тревожным сном, изредка просыпаясь и убеждая себя, что всё хорошо и поводов для беспокойства нет, всё равно закрывала глаза.
— Горе! Барыня, горе-то какое, не усмотрели! Как же в хоромы-то проникли? — с таким криком в опочивальню мужа и жены Стрельчиных ворвалась главная мамка.
— Что с Петром? — спросила Анна, сон как рукой сняло. — А ну говори, стервь, где сын мой?
— Так и неведомо, барыня. Мамок, как сон-травой опоили, а одна кормилица, так и вовсе, как и Петруша, пропала, — сообщила Авдотья. — Та, что нынче же ночью была с дитем.
Причём говорила она таким тоном, будто бы и вовсе не виновата в том, что произошло.
— Хлясь! — звонкая пощёчина обрушилась на левую щёку главной мамки. — Курвина! Сына возверни, дрянь!
От сильного удара женщина свалилась у ног Анны.
— Кто есть — сюда! — кричала на разрыв голосовых связок Анна, вбегая в комнату, которую она занимала с Петром, сыночком своим.
Лишь на одну ночь решила отдохнуть от ночных требований Петра Егоровича, лишь только один раз дала слабину за последние два месяца — и вот такое…
А ещё Игната нет. Из охраны только двое человек, и те, как стало чуть позже понятно, тоже спали. А потом обнаружилось, что одной кухарки нет. Той, которая могла вечером подать всем чай с травами, али зельем сонным.
А на столе лежала записка: «Внука забираю себе, воспитаю правоверным, ты же чужого бога приняла, да срамной девкой стала. Не дочь нынче мне».
И как же в этот момент Анна ненавидела своего отца! Ведь это он, записка явно на это указывала. Как он посмел?
От автора:
Лето 1939 года, Халхин-Гол. Попаданец в комдива Георгия Жукова. Попытка изменить будущее, чтобы уменьшить цену Победы: https://author.today/reader/493366
Глава 17