— Хорошо, если ты хочешь спать, я отвезу тебя домой. А опьянела ты от избытка свежего воздуха. Мы так долго гуляли возле озера, любуясь лебедями, что ты основательно надышалась кислородом.
— Пусть так, — ответила она и опустила глаза. Про себя подумала: «Дурачок, не может догадаться, почему я опьянела. От тебя и опьянела!»
Глеб снова проводил её до дверей подъезда и не стал напрашиваться на чашечку чая или кофе.
Татьяна в эту ночь уснула сразу, как только голова коснулась подушки. И спала так крепко, что утром не помнила ни одного из снов, приснившихся ей в эту ночь.
Глава 13
Последующие дни в жизни Татьяны потекли чередой умиротворяющей и в то же время яркой. Глеб был неутомим на выдумки они посетили несколько театров, филармонию, летние музыкальные площадки под открытым небом и даже цирк! В цирке, сама от себя не ожидая, Татьяна чуть ли без памяти не влюбилась в огромного бегемота. Он пленил её своей важностью и своеобразной грацией движении, которую, казалось, было трудно ожидать от такого неуклюжего на первый взгляд животного. А Глеб, чтобы подзадорил, её, добавит — Ты ещё не видела, как они бегают.
— Надеюсь, что и не увижу, — спокойно отозвалась Татьяна, которая не испытывала ни малейшего желания повстречаться со своим кумиром в дикой природе. Лучше уж аплодировать ему из зрительного зала, сидя в удобном кресле.
Вот уже почти две недели Татьяна и Глеб встречались практически каждый день. Всё чинно и благородно, вечером, иногда довольно поздним, он отвозил её домой и по-прежнему не делал попытки напроситься на чашечку чая.
«Это уже становится скучным», — скорчив смешную рожицу своему отражению в зеркале, подумала Татьяна, собираясь на очередное свидание.
«Тебе не угодишь», — вместо отражения ответил ей внутренний голос.
«И то правда», — вынуждена была согласиться она.
С каждым днём Глеб нравился ей всё больше. Хотя, казалось, куда уж больше-то.
Однажды они сидели с Глебом на веранде летнего кафе, когда ей позвонила Наталья и спросила;
— Скучаешь?
— Нет, — тихо ответила Татьяна и покосилась на Глеба, взгляд которого был устремлён куда-то за Волгу. На звонок, поступивший на мобильник Татьяны, он, казалось, не отреагировал.
Подруга между тем продолжала;
Муж закончил портрет и собирается на пленэр, хочешь, мы приедем к тебе на дачу?
Воцарилось неловкое молчание. Татьяна не знала, что сказать подруге. Потом решилась:
— Ната, извини, но я не одна.
— О! — воскликнула та.
— Я потом всё объясню тебе, — поспешно проговорила Татьяна. — Ты ведь не обидишься?
— Нет, конечно, — ответила подруга и отключилась первой, забыв попрощаться. Что не было похоже на Наталью.
Татьяна некоторое время размышляла, не обиделась ли всё-таки на неё Наталья. Получилось неловко, сама звала их с мужем к себе на дачу, а когда люди изъявили готовность, она, что называется, дверь перед их носом захлопнула. Но, подумав немного, Татьяна решила, что Наталья не такой человек, чтобы обижаться по пустякам. Они знают друг друга более десяти лет. А её художник легко выберет для своего пленэра другое место.
Наталья между тем сказала мужу, что поездка на дачу к Татьяне отменяется.
— Что так? — удивился он.
— Я пока не знаю, почему Татьяна аннулировала своё приглашение, — женщина лукаво подмигнула мужу, — но без вашего брата тут явно не обошлось.
— Без какого ещё брата? — озадачился художник. — У меня нет никакого брата.
Наталья в ответ только со смеху прыснула. Алекс подумал: «Не зря говорят, что в каждой женщине есть загадка, отгадывать которую можно всю жизнь».
* * *
Незаметно наступил август. Наталья уехала с мужем на природу. Они сняли домик на берегу речки в маленьком селе. Хозяин выделил им старую вёсельную лодку, и супруги совершали прогулки по реке, местами сплошь затканной крупными белыми и розовыми звёздами водяных лилий. Наталья писала в эсэмэсках, что больше всего её умиляют лягушки, возлежащие по-царски на листьях кувшинок. Сообщала и о том, что Алекс написал целую галерею царевен-лягушек.
— Пусть напишет русалку, — советовала Татьяна.
Русалок здесь нет, Алекс, как ты знаешь, пишет с натуры. Хотя откуда Татьяне знать, с чего пишет её муж, — если только со слов Натальи.
Сами собой сложились в потешную песенку слова:
Что же ты, лягушечка,
Дремлешь целый день?
Али тебе, душечка,
Шевелиться лень?
Счастье своё девичье
Проворонишь вот!
И стрелу царевича
Другая подберёт.
Пропев песенку вслух, Татьяна осталась довольна собой. Нанесла капельку блеска на нижнюю губу и осторожно распределила её по всей поверхности.
А спустя пять минут решила, что песенка — это подсказка, сделанная ей подсознанием. Подумав ещё совсем немного, решила пригласить Глеба на дачу, доставшуюся ей от тётки. «Чудесное местечко для уединения. Тем более даче давно требуются мужские руки», — тут же рассудила здраво.
Глеб, если и был удивлён её предложением поехать на дачу, внешне своих эмоций не проявил. Только и сказал:
— Поехали. Когда?
— Завтра с утра на электричке.
— Зачем же на электричке? У меня есть машина. — Можно и на машине, — легко согласилась Татьяна.
В день приезда на дачу, только они обустроились, Татьяна избавила жилище от накопившейся пыли, а Глеб натаскал воды из колодца. Она была такой холодной, что зубы ломило, но зато такой вкусной, словно это и не вода вовсе, а амброзия античных богов.
— Почему она такая вкусная? — спросил Глеб.
— Там родники бьют, — ответила Татьяна.
Вечером они жарили шашлыки. Потом долго любовались сначала закатом, а затем ночным небом.
— Надо же, сколько здесь звёзд, — восхитился Глеб, — а в городе ведь всей этой красоты не видно.
— Не видно, — согласилась Татьяна.
— Интересно, что в августе крупнее — яблоки в твоём саду или звёзды над ним?
— Я не знаю, — серьёзно ответила Татьяна и положила голову ему на плечо.
На следующий день сразу после завтрака Глеб спросил у Татьяны, где хранятся инструменты. Она посоветовала посмотреть в сарае.
И он до самого вечера возился с приведением в достойное состояние забора и калитки. Татьяне еле удалось уговорить его сделать короткий обеденный перерыв.
Сама собрала с грядок огурцы и помидоры. Закатала с десяток банок. Приготовила ужин. Вымылась под летним душем и пошла звать Глеба к столу.
Забор к её приходу стал как новенький, а калитку Глеб ещё и покрасить успел, краску нашёл всё в том же сарае.
— Ой! — вырвалось у Татьяны. И она схватилась за сердце.
— Ты чего? Неужели всё так плохо?
— Наоборот! Всё настолько хорошо, что я не узнаю ни своего забора, ни калитки.
— А завтра займёмся участком, — довольно улыбнулся он.
— Это будет завтра, — сказала Татьяна, — а сейчас мойся и к столу.
Спали они в эту ночь как убитые! Татьяна на своём обычном месте, а Глеб на том диване, на котором не так давно во время приезда на дачу прикорнула Наталья.
Луна напрасно заглядывала в окна дома, пытаясь их разбудить. На рассвете, возможно, от огорчения, она сначала стала прозрачной, а потом и вовсе растаяла.
Весь следующий день они оба занимались благоустройством участка. На предложение Татьяны передохнуть Глеб отмахнулся.
Утром она встала с больной спиной, охая, сама себя растёрла мазью и отправилась готовить завтрак. Проснувшись, Глеб принюхался и спросил:
— Тань, ты не знаешь, чем это у нас так пахнет?
— Понятия не имею, — ответила она, не желая сознаваться, что натрудила спину. Но он, кажется, догадался.
— Ты сегодня по дому что-нибудь поделай, но не особо утруждай себя, а я теплицей займусь. Как подозреваю, там тоже дел невпроворот.