Однако всё, что удалось заметить вооружившейся бдительностью Веронике Павловне, это то, что дочь и няня больше похожи на разновозрастных подружек, чем на воспитанницу и воспитателя. К удивлению примы, Алина называла Попову просто Машей, а та и не думала возражать. Вероника Павловна поделилась наблюдением с мужем. На что супруг отмахнулся:
— Пусть называют друг друга как хотят, лишь бы ладили. А у меня своих дел по горло.
— Эдик! — воскликнула прима взволнованно. — Ты же знаешь, что через неделю у меня начинаются гастроли.
— Как я мог об этом забыть, — ответил Солнцев, хотя на самом деле приближающиеся гастроли жены напрочь вылетели из головы. Но не признаваться же в этом своей дражайшей половине.
— Милая, — ласково проговорил Эдуард Константинович, — поезжай и ни о чём не беспокойся. У меня всё под контролем.
— Знаю я твой контроль, — отмахнулась жена.
— Ты несправедлива ко мне, Никуся, — мягко укорил Солнцев. — Не забывай, что у нас есть Лиза.
— Именно присутствие Лизы в доме и успокаивает меня в какой-то мере, — призналась Вероника Павловна, слегка лукавя. Самую малость. Она и впрямь доверяла Лизе и очень ценила её.
Елизавета Даниловна Коренева отвечала хозяйке полной взаимностью и даже больше. Иначе, наверное, и быть не могло. Лизу Солнцева привезла с гастролей, переманив её у администрации гостиницы, где тогда работала ещё совсем молоденькая Елизавета. О своём поступке Лиза ни разу не пожалела. В доме Солнцевых бывшая воспитанница детского дома обрела семейный уют, доброжелательное отношение и достойную зарплату, что тоже немаловажно.
…Алина подрастала. Как и обещала ей когда-то Маша, пришло время идти в первый класс.
Волновалась не только Алина, но и вся семья, включая Лизу и Машу. На удивление всё прошло хорошо и гладко.
К этому времени у Марии Семёновны появилась своя машина. Конечно, её ей презентовало семейство Солнцевых. Как пафосно выразился Эдуард Константинович — за доблестный труд. Прима была более прозаична, она сказала, что Маша её заслужила. К тому же ей предстояло отвозить Алину в школу и забирать обратно. Можно делать это и на хозяйской машине, но женщина полагала, что свою машину Маша будет водить аккуратнее. И это было вполне логично.
Первую половину дня Алина теперь занималась в школе, вторую — с Машей.
За ужином вся семья собиралась за одним столом, оставшуюся часть вечера Алина обычно проводила с родителями или с кем-то одним из них. Таким образом, у няни появлялось свободное время, пусть и небольшое, кроме того, её отпускали на все четыре стороны в выходные дни. Правда, когда Вероника Павловна уезжала на гастроли, а Эдуард Константинович увязал в своём бизнесе, Алина, как вагончик за паровозом, и в выходные следовала за Машей или оставалась домовничать с Лизой.
Зато, когда папа был свободен, он возил Алину сначала на представления в кукольный театр, а потом и в театр юного зрителя, который в городе называли ТЮЗом. Иногда к ним присоединялась и мама.
Вероника Павловна в кукольном театре обычно сидела со скучным выражением лица. Зато Маша радовалась, хлопала в ладоши и заливисто смеялась.
Алина знала, что мама любит взрослые спектакли, особенно те, в которых поёт сама. И нисколько за это на неё не обижалась. Только однажды не выдержала и спросила из любопытства:
— Мамочка, если тебе скучно смотреть на кукол, зачем ты с нами ходишь?
— За компанию, — ответила мама и почему-то вздохнула.
Вечером Алина сказала отцу:
— Папа, мне очень жалко маму.
— А что с ней такое приключилось? — удивился он.
— Разве ты не заметил, что мама не любит кукольные спектакли. Но ей приходится ходить с нами.
— Алина, доченька, — ответил отец. — Твою маму никто не неволит. Просто она хочет побыть с нами.
— Папочка, пока мы наслаждаемся представлением, мама страдает от скуки!
— Ни от чего твоя мама не страдает, — почему-то рассмеялся отец. — Она тоже наслаждается.
— Чем же?
— Нашим обществом.
— Да? — недоверчиво переспросила Алина, потом немного подумала и сказала: — Возможно, ты прав. Мама сказала, что она ходит в кукольный театр за компанию с нами.
— Вот видишь! — обрадовался отец объяснению.
После этого разговора постное выражение лица матери во время кукольного спектакля больше не вводило Алину в заблуждение.
Однажды, охваченная благородным порывом, дочь даже шепнула Веронике Павловне:
— Мама, когда я вырасту, тоже буду за компанию ходить с тобой на оперу.
— Спасибо, милая, — искренне умилилась мать.
Педагогическое образование позволяло Маше помогать Алине быстрее и лучше выполнять домашнее задание. Но не прошло и шести месяцев, как Алина всё чаще стала говорить помощнице:
— Я сама.
И Маше оставалось только проверять правильность выполненных уроков.
Алина переходила из одного класса в другой неизменно с самыми высокими оценками.
А однажды случилось непредвиденное. Хотя, если рассуждать здраво, вполне ожидаемое. Маша влюбилась! И в кого бы вы думали? В учителя физкультуры!
«Как банально», — было первой мыслью тринадцатилетней Алины, когда она узнала об этом.
Вспомнила, что у Памелы Трэверс, создавшей Мэри Поппинс, тоже был неудачный опыт в любви. Правда, с ирландским поэтом Фрэнсисом Макнамаре. Этот золотоволосый, по мнению современников, похожий на Аполлона денди и плейбой влюбил в себя неопытную в амурных делах Памелу.
У физрука Виталия Геннадьевича волосы каштановые, но не в этом суть.
Роман Трэверс и поэта длился недолго, серьёзная Памела быстро устала от измен ветреного красавца.
Маша сама упоминала об этом, когда рассказывала воспитаннице о судьбе писательницы. Она тогда очень сочувствовала Памеле. «И сама попала в эту медовую ловушку», — подумала Алина.
Девочка задалась вопросом: где это Виталий Геннадьевич сумел подкараулить Машу? И когда только успел очаровать её?
Ответ на этот вопрос получила от одной из своих одноклассниц. Охранник по секрету рассказал секретарше, что физрук клеился к гувернантке Алины Солнцевой, когда девушка пила кофе в кафе рядом со школой, дожидаясь свою воспитанницу.
— Губа не дура у Виталика, — хмыкнула секретарша, — видела я эту Машу.
— Думаю, что она ему не по зубам, — с надеждой проговорил охранник, который втайне завидовал успеху физрука у женщин.
Догадывающаяся об этом секретарша посоветовала охраннику: — Не завидуй! Виталик плохо кончит.
— Спасибо, утешила. Твоими устами мёд бы пить, — отозвался парень.
— Помяни моё слово, — стояла на своём секретарша, — так оно и будет. Дай только время.
— …Как тебе удалось подслушать? — спросила Алина свою осведомительницу.
— Я под лестницей мороженое ела, а они наверху разговаривали.
— Тебе же нельзя мороженое! — ахнула Алина.
— Поэтому я и ела его под лестницей, — хмыкнула одноклассница.
Вопрос, как физрук очаровал Машу, у Алины не возник. Почти все в школе знали, что он тот ещё ловелас. Говорили, меняет дам чуть ли не каждый месяц. И вереница простушек, попадающих на его крючок, не уменьшается. Однако от Маши Алина этого не ожидала.
— А чего ты ожидала? — не скрывая расстройства, уточнила Вероника Павловна, когда дочь поделилась своим открытием. И добавила растерянно: — Ума не приложу, что нам теперь делать?
— Надеяться, — пожала плечами Алина.
— На что надеяться? — недоумённо спросила прима, удивлённая беззаботностью дочери.
— Мама! Виталий Геннадьевич — бабник!
— Алина! — вырвалось с укором у матери.
— Прости, мамочка, — тотчас исправилась Алина, — донжуан.
— Это другое дело, — кивнула мать. — Вдруг у них всё серьёзно?
— Не думаю, — вздохнула девочка.
— Тебя это огорчает?
— Конечно.
— Почему?
— Машу жалко.
— Мне тоже её жалко, — согласилась Вероника Павловна, — но если ты говоришь, что этот ваш Виталий Геннадьевич — бабник… — вырвалось у неё, но Солнцева тут же прикусила язык. — Я хотела сказать донжуан.