Закон о невиновности - Майкл Коннелли

Понедельник, 28 октября

День выдался для защиты весьма успешным. Мне удалось добиться освобождения клиента прямо из зала суда: обвинение в тяжких телесных было переквалифицировано присяжными в оправданную самооборону. Во многом этому поспособствовал перекрёстный допрос, в ходе которого свидетели со стороны обвинения и защиты — включая бывшую супругу потерпевшего — предоставили убедительные свидетельства его склонности к насилию. Кульминацией стало приглашение самого потерпевшего на стенд: благодаря моим вопросам он вышел из себя и начал угрожать мне прямо в зале, предложив «разобраться по-мужски» уже за его пределами.

— И что же, — поинтересовался я, — вы потом заявили бы, что я на вас напал так же, как утверждаете про подсудимого?

Прокурор тут же возразил, и судья встал на его сторону. Но мне этого было достаточно: присяжные увидели всё сами. Решение они вынесли менее чем за полчаса — один из самых быстрых оправдательных вердиктов в моей практике.

В нашей фирме принято отмечать такие победы в баре, не иначе как гольфисты празднуют «хоул ин уан»: угощаются все, кому повезёт оказаться рядом. Я устроил вечеринку в «Красном Дереве» на Секонд-стрит — не элитное заведение, зато атмосферу понимали все коллеги, да и до здания суда рукой подать. Открытый бар затянулся до самой ночи, и когда татуированная барменша Мойра принесла мне счёт, цифры на чеке казались выше гонорара за любого из недавних клиентов.

Выбравшись на улицу, я решил не рисковать: машину оставил на стоянке на Бродвее. Сел, выехал налево, потом снова налево — и снова оказался на Секонд-стрит. Светофоры подыгрывали, мигая зелёным, и я въехал в туннель под Банкер-Хиллом. Как раз на его середине увидел, как синие всполохи заиграли на покрытых копотью изразцах тоннеля. В зеркало заднего вида — патрульная машина. Я включил поворотник, перестроился в правый ряд, уступая дорогу, но патрульная последовала за мной, впритык. Тут я всё понял: остановят меня.

На выезде из туннеля я свернул направо, на Фигероа-стрит, остановился, заглушил мотор и опустил стекло. В боковое зеркало увидел, как ко мне подходит полицейский.

Он был один. Бейдж: Милтон.

— Ваши права, регистрация и страховка, пожалуйста.

— Конечно, офицер Милтон. Не подскажете, за что остановили? Скорость не превышал, светофоры были зелёными.

— Документы, — повторил он сухо.

— Без проблем, но надеюсь, позже объясните причину. Права — в кармане, страховка и регистрация — в бардачке. С чего начнём?

— Покажите права.

Я достал бумажник, размышляя, не дежурит ли Милтон у «Красного Дерева» в поисках адвокатов, которые после успешной защиты решились отметить победу чуть слишком бурно. Поговаривали, что на Новый год здесь устраивали засаду, чтобы поймать пару-тройку защитников на дорожных проступках. Наутро — отстранение: отличный подарок прокурорам.

Передал права, протянул документы из бардачка. Всё по инструкции.

— А теперь скажете, в чём дело? Я же понимаю — не...

— Выйдите из машины, сэр.

Я удивился:

— Вы серьёзно?

— Пожалуйста, выходите.

Я распахнул дверь — слишком резко, Милтон отпрянул. Вылез, встал рядом.

— Чтобы вы знали: последние четыре часа провёл в «Красном Дереве», но не пил. Не пью уже больше пяти лет.

— Я рад за вас. Проходите к задней части автомобиля.

— Убедитесь, что камера у вас включена. Иначе будет неловко.

Я двинулся к багажнику, в разрезе огней патрульной машины. Бросил через плечо:

— Предложите пройти по линии? Отсчитать в обратном порядке? Коснуться кончика носа? Я юрист, знаю, к чему это — но всё это полная дребедень.

Милтон шёл следом: высокий, сухощавый, короткая стрижка, белая кожа. На плече — значок городской полиции, на рукаве — четыре нашивки за двадцать лет службы. Пожилой ветеран Лос-Анджелеса.

— Теперь вы понимаете, почему я вас остановил, — сказал он. — На вашем автомобиле нет номерного знака.

Я посмотрел на бампер: пластины не было.

— Чёрт, — прошептал я. — Это глупая шутка. Мы отмечали победу, и кто-то сдернул табличку. На ней было написано: «Невиновен». Видимо, кто-то решил, что шутка вышла удачной.

Перебрал в мыслях, кто мог это подстроить: Дейли? Миллс? Бернардо? Да кто угодно...

— Откройте багажник, вдруг номер бросили туда, — сказал Милтон.

— Нет, чтобы положить что-то в багажник, нужен ключ. Я собирался позвонить, узнать...

— Сэр, телефон уберите. Будем разбираться, когда закончим.

— Это чушь. Закон я знаю: я не под арестом, имею право на звонок.

Я задержал взгляд на нагрудной камере.

— Телефон в машине, — сказал я и начал было идти назад, к водительской двери.

— Сэр, стойте!

Я обернулся. Милтон просунул фонарик под бампер и осветил землю.

— Это кровь? — спросил он.

Я посмотрел вниз: на потресканном асфальте разливалась лужица — густо-бордовая в центре, по краям почти прозрачная.

— Не знаю, — ответил я. — Но это было здесь до меня, я...

Не успел договорить: с бампера упала свежая капля.

— Откройте багажник, пожалуйста, — сказал Милтон, убирая фонарик.

В голове закрутились вопросы: что там, в багажнике? Есть ли у Милтона законные основания вскрывать его, если я откажусь?

Следом упала ещё одна, уже явственно биологическая капля.

— Выписывайте штраф за отсутствие номера, офицер, — сказал я. — Но багажник открывать не стану.

— Тогда я вынужден вас арестовать. Положите руки на багажник.

— Арестовываете? За что? Я же...

Милтон подошёл, схватил, развернул лицом к капоту. Навалился всем весом, прижал к металлу.

— Эй! Это незаконно...

Резко заломил мне руки, защёлкнул наручники, рывком поднял меня за ворот рубашки и пиджака, оттащил от машины.

— Вы арестованы, — произнёс он.

— На каком основании? — попытался возразить я. — Вы не имеете права ...

— В целях вашей и моей безопасности вы будете находиться на заднем сиденье патрульной машины.

Он закрутил меня, ведя за локоть к патрульной. Придержал голову, чтобы я не ударился, усадил на пластиковое сиденье и пристегнул.

— У вас нет права вскрывать багажник, — сказал я. — Нет достаточных оснований. Не доказано, что там кровь, не доказано, что она из салона. Я мог наехать на это пятно!

Милтон выпрямился и посмотрел свысока.

—