— Серьезное обвинение, мистер Холлер, — сказала Уорфилд. — Поделитесь, пожалуйста, основаниями.
Судья указала на кафедру, и я подошел.
— Судья Уорфилд, благодарю, что даете возможность вынести это на обсуждение, — начал я. — Я провел шесть недель в «Башнях-Близнецах». Я решил представлять себя как «Обвиняемый, защищающий себя сам», а вторым адвокатом выступает мисс Аронсон. Это означало конфиденциальные встречи в тюрьме и звонки с общих телефонов в блоке К-10. По закону эти встречи и звонки не подлежат прослушке правоохранителями или кем бы то ни было. Эта привилегия должна быть неприкосновенной.
— Надеюсь, вы скоро дойдете до сути, мистер Холлер, — вставила судья.
— Сейчас подойду, Ваша Честь, — ответил я. — Как сказал, привилегия неприкосновенна. Но у меня возникло подозрение, что в «Башнях-Близнецах» все иначе: что сказанное нами в конфиденциальных встречах и по телефону как-то оказывается на столе у мисс Берг. Поэтому я провел небольшой тест: заявил в начале звонка, что веду конфиденциальный разговор с адвокатом и что прослушивание недопустимо. После этого, я изложил историю — и сейчас, Ваша Честь, вы слышали ее из уст мисс Берг почти дословно.
Берг поднялась, и я жестом уступил: мол, ваше слово. Я хотел, чтобы она высказалась — затем я бы повесил ее на собственных словах.
— Ваша Честь, — начала Берг, — это невероятно. В суде раскрывается план побега обвиняемого, а он отвечает: «Да, но я пошутил. Я проверял, слушает ли кто-то». Это, по сути, признание, и единственная разумная реакция — не снижать залог, а повышать его.
— Значит, представитель обвинения признает прослушивание конфиденциального разговора? — спросил я.
— Это ничего не значит, — парировала Берг.
— Довольно! — прогремела судья. — Здесь вопросы задаю я.
Она на секунду задержала взгляд на мне, потом на Берг.
— Когда был этот звонок, мистер Холлер?
— В четверг, около пяти сорока вечера, — ответил я.
Уорфилд повернулась к Берг:
— Я хочу услышать этот звонок. Это возможно, мисс Берг?
— Нет, Ваша Честь, — сказала Берг. — Конфиденциальные звонки уничтожаются тюремной службой, поскольку являются привилегированными.
— Уничтожаются после того, как их прослушают? — спросила Уорфилд.
— Нет, Ваша Честь. Конфиденциальные звонки не прослушиваются, как только идентифицируются как разговор с адвокатом или иным лицом, подпадающим под привилегию. Затем записи уничтожаются. Поэтому подтвердить или опровергнуть нелепые утверждения адвоката невозможно — и он это знает.
— Это неверно, Ваша Честь, — сказал я.
Взгляд Уорфилд сузился:
— Что вы имеете в виду, мистер Холлер?
— Мы проводили проверку, — сказал я. — Мисс Аронсон записала звонок, и запись доступна суду прямо сейчас.
В зале повисла тишина — Берг, похоже, лихорадочно пересчитывала варианты.
— Ваша Честь, возражаю против воспроизведения, — заявила она. — Нет способа удостовериться в легитимности записи.
— Не согласен, судья, — сказал я. — На записи есть объявление тюремной системы о «Звонке за счет вызываемого абонента». И главное: вы услышите точные слова и «историю», которые мисс Берг только что изложила суду. Если бы я подделал запись, как бы я угадал, что именно она скажет?
Судья задумалась на пару секунд.
— Давайте послушаем, — сказала она.
— Ваша Честь, — произнесла Берг, и в голосе послышалась паника, — сторона обвинения…
— Возражение отклонено, — перебила Уорфилд. — Слушаем запись.
Дженнифер вышла вперед с телефоном, положила его на кафедру, наклонила к нему микрофон и нажала «воспроизвести» в приложении «диктофон».
Без моих указаний Дженнифер записала звонок с самого начала — включая электронный голос, сообщающий о вызове из окружной тюрьмы Лос-Анджелеса. По завершении разговора она добавила свой тег: отметила, что звонок был тестом на предмет нарушения властями округа привилегии моего общения с адвокатом.
Мы провели безупречную комбинацию. Я хотел бы следить за реакцией Берг, но не мог оторвать глаз от судьи. Ее лицо словно потемнело, когда в записи прозвучали именно те фразы, которые Берг приписала «информатору».
Когда запись закончилась и прозвучал тег Дженнифер, я спросил судью, желает ли она прослушать запись ещё раз. Она отказалась, взяла паузу, собираясь с мыслями и подбирая формулировку. Как бывший адвокат защиты, она, вероятно, всегда болезненно относилась к идее прослушивания разговоров заключенных с защитниками.
— Могу я обратиться к суду? — спросила Берг. — Я не слушала этот звонок. Я сообщила то, что получила: отдел расследований тюрьмы, предоставил отчет, где указал источник — осведомителя. Я не собиралась лгать суду или вводить его в заблуждение.
— Верю я вам или нет — значения не имеет, — сказала Уорфилд. — Произошло серьезное нарушение прав обвиняемого, и последствия будут. Будет проведено расследование, и истина всплывет. А сейчас я готова вынести решение по ходатайству защиты о залоге. Есть что добавить, мисс Берг?
— Нет, Ваша Честь, — сказала Берг.
— Я так и думала, — сказала судья.
— Ваша Честь, могу я услышать решение? — спросил я.
— В этом нет необходимости, мистер Холлер. Нет необходимости.
Глава 12
Небольшая группа друзей, коллег и близких ждала меня у двери отделения для освобождаемых в «Башнях-Близнецах». Когда я вышел, раздались радостные крики и аплодисменты. Журналисты тоже были здесь, снимая, как я прохожу вдоль ряда, обнимаясь и пожимая руки. Неловко — и приятно. Я снова дышал свободно и не мог надышаться. Один из моих «Линкольнов» стоял у бордюра — готов к выезду. Ясное дело, не тот, в котором нашли Сэма Скейлза.
Гарри Босх и Андре Лакосс оказались в конце очереди встречающих. Я поблагодарил обоих — и за готовность вступиться, и за деньги.
— Мы отделались дешево, — сказал Босх.
— Вы отлично сыграли в суде, — добавил Лакосс. — Как всегда.
— Что ж, — сказал я, — по двадцать пять тысяч на брата — для меня все равно большие деньги. Я верну быстрее, чем вы думаете.
Они великодушно были готовы внести по двести тысяч каждый, чтобы перекрыть десятипроцентную страховку. Но судья Уорфилд была так разъярена очевидным прослушиванием моих звонков, что снизила залог с пяти миллионов до пятисот тысяч — как санкцию за нарушение. Неприятный довесок — электронный браслет на лодыжку — все же был наложен. Зато моим поручителям пришлось выложить лишь малую толику от