— Мы не в тюрьму. Я хочу кое-что показать. Вживую.
— Фото не сгодится?
— Не думаю.
Мы продолжили путь в тишине, которая не вызывала дискомфорта, ведь мы были сводными братьями. Босх направил машину по 101-й трассе на юг, к центру города, а затем перестроился на 110-ю, ведущую прямо к Терминал-Айленду в порту Лос-Анджелеса. Пока Босх слушал новости, я погрузился в размышления о предстоящем суде, который должен был состояться менее чем через шесть недель. У меня по-прежнему не было никакой зацепки для защиты. Босх, в отличие от меня, имел что-то, чем хотел поделиться. Сиско, держал связь, но новой информации по Сэму Скейлзу пока не было. Я подумывал о том, чтобы отказаться от права на скорый суд и попросить отсрочку, но опасался, что это выдаст мое отчаяние, панику и, возможно, даже чувство вины, как будто я пытаюсь оттянуть неизбежное.
— Где, черт подери, этот Ухань? — спросил Босх.
Его вопрос вытащил меня из нисходящей спирали размышлений.
— Кто? — переспросил я.
Он кивнул на радио.
— Не «кто», — сказал он. — Где-то в Китае. Ты слушал?
— Нет, задумался. Что там?
— Какой-то загадочный вирус. Люди умирают.
— Ну, по крайней мере, далеко, не у нас.
— Вопрос — надолго ли?
— Ты вообще был в Китае?
— Только в Гонконге, — ответил Гарри.
— Точно… Мама Мэдди. Прости, что затронул тему.
— Это было давно.
Я сменил тему:
— Итак, что у нас по Оппарицио?
— Что ты имеешь в виду?
— Я отчетливо помню, как девять лет назад он выступал в качестве свидетеля. Поначалу он держался сдержанно, но затем его поведение резко изменилось, став почти звериным. Казалось, он готов был вскочить с места и напасть на меня, возможно, даже причинить физический вред. Его манера поведения напоминала скорее персонажа Тони Сопрано, чем Майкла Корлеоне, если проводить такую параллель.
— Я пока не встречал этого человека и не занимался его поиском — ответил Гарри.
Я посмотрел в окно, стараясь не выдать своего потрясения и разочарования, а затем вернулся к разговору.
— Гарри, чем же ты занимался? — спросил я. — У тебя же был Оппарицио, помнишь? Ты должен был…
— Постой, постой, — прервал он. — Я знаю, что взял на себя Оппарицио, но моя задача была не в том, чтобы его выслеживать. Это не слежка. Мне нужно было выяснить, чем он занимался и есть ли у этого связь со Скейлзом и тобой. Вот чем я был занят.
— Хорошо, тогда зачем эта загадочная поездка. Куда мы направляемся?
— Не волнуйся. Мы почти у цели, и думаю, тебе понравится.
Он оказался прав: мы были уже совсем близко. Я огляделся, пытаясь сориентироваться в незнакомой местности. Мы миновали шоссе 405 и теперь находились всего в нескольких километрах от конечной точки шоссе Харбор-Айленд, на Терминал-Айленде. Слева, сквозь стекло лобового окна, вырисовывались силуэты гигантских портальных кранов, неустанно перемещавших контейнеры между судами и сушей.
Мы оказались в Сан-Педро. Этот городок, когда-то бывший лишь скромной рыбацкой деревушкой, теперь превратился в часть огромного портового комплекса Лос-Анджелеса, став пристанищем для тех, кто трудился в доках, в сфере судоходства и нефтедобычи. Здесь когда-то располагался и мой суд, где я часто выступал в защиту обвиняемых. Однако, в рамках мер по сокращению расходов, округ принял решение о закрытии здания, и теперь все дела рассматриваются в новом суде, расположенном неподалеку от аэропорта. Здание же старого суда в Сан-Педро пустует уже более десяти лет, храня свои тайны.
— Раньше я часто бывал тут по делам, — сказал я.
— А я — подростком, — сказал Босх. — Сбегал из очередного места, куда меня пристроили, и шел в доки. Один раз даже набил тут тату.
Я лишь кивнул. Было видно, что он погрузился в свои воспоминания, и я не хотел его прерывать. О детстве Босха я знал очень мало, лишь обрывки из старой статьи в «Таймс». Помнил, что он был в приёмных семьях и рано попал в армию, направленную во Вьетнам. Это было задолго до того, как мы узнали о нашей родственной связи.
Мы проехали по Винсент Томас, внушительному зелёному мосту, известному как «мост самоубийц», который вёл на остров Терминал. Весь остров был занят портовыми и промышленными объектами, за исключением федеральной тюрьмы на его дальнем краю. Босх съехал с шоссе и направился по объездной дороге вдоль северной границы острова, к одному из глубоких портовых каналов.
— Рискну предположить, — сказал я. — Оппарицио тут мутит контрабанду. В контейнерах: Наркота? Люди? Что?
— Насколько мне известно — нет, — сказал Босх. — Я покажу тебе другое. Видишь вон ту площадку?
Он указал вперед на огромную парковку, забитую новыми машинами из Японии, каждая — затянута в полиэтиленовую плёнку.
— Когда-то здесь был завод Ford, — сказал он. — «Сборочный цех на Лонг-Бич». Там собирали «Модель А». Говорят, мой дед по материнской линии работал здесь в тридцатые годы.
— Какой он был?
— Я с ним не встречался. Это семейная история.
— А теперь тут «Тойота». — Я кивнул в сторону моря машин, готовых к передаче дилерам всего Запада.
Босх повернул на дорогу, посыпанную ракушечником. Она шла вдоль каменной дамбы на кромке пролива. Черно-белый танкер длиной с футбольное поле, медленно шел к порту. Мы остановились у заброшенной, на вид, ветки железной дороги, Босх заглушил мотор.
— Пройдемся к причалу, — предложил он. — Покажу, как только танкер пройдет.
Мы взобрались по горной тропе на вершину насыпи, расположенной за причалом и служившей защитой от приливов. Отсюда открывался впечатляющий вид на нефтеперерабатывающие заводы и хранилища, играющие ключевую роль в функционировании порта.
— Перед нами пролив Серритос, мы смотрим на север, — пояснил Босх. — Слева - Уилмингтон, справа - Лонг-Бич.
— Понятно, - ответил я. — Что именно мы видим?
— Это сердце калифорнийской нефтяной индустрии. Здесь расположены НПЗ «Марафон», «Валеро» и «Тесоро», а чуть дальше – «Шеврон». Нефть поступает сюда со всех концов света, даже с Аляски, доставляемая супертанкерами, баржами, поездами и трубопроводами. Затем она отправляется на переработку, а оттуда - в автоцистерны, на местные заправки и, в конечном итоге, в баки автомобилей.
— Какое отношение это имеет к нашему делу?
— Возможно, никакого. А возможно, самое прямое. Видишь тот НПЗ вдали, с мостками вокруг резервуаров? —