Пока я мечусь, пытаясь хоть что-то решить самостоятельно, всё начинает решаться, точнее, рушиться, без меня.
– Ты слышала, управляющий наш как поднялся-то?
– Ну так неудивительно, дочурка его подсуетилась, нашептала главному о папочке.
– Ага, а ты хоть видела сама её?
– Да ничего там такого, не понимаю, на что Покровский так запал…
– Ну не знаю, не просто же так он её с собой увёз!
– Видно, мощно его вставило, – многозначительный смешок.
– И не говори!
Я приваливаюсь к стене. Случайно услышала разговор двух горничных. Две молодые девчонки, шепчась и смеясь, проходят мимо, кивнув мне. Киваю в ответ, стараясь держать лицо. Вот вроде я с ними одного возраста. А чувствую себя так, словно старше на целую вечность.
Вздохнув, отлепляюсь от стены и стараюсь не думать о том, что только что услышала. Значит, Покровский встретил здесь дочь нашего управляющего. Влюбился и увёз её с собой, в столицу. Или не влюбился? Вспоминаю слова того же Романа Анатольевича. «Такие мужчины женщинами только пользуются». Что ж папа не защитил свою дочь от «пользования»? Или это касается только таких как я?
Сглатываю подкатившую к горлу тошноту и продолжаю работать. А утром следующего дня весь персонал собирают на короткое совещание. Роман Анатольевич действительно объявляет, что уходит на повышение в отель нашей же сети, но в Москву, и представляет нам своего сменщика.
Новый управляющий, Николай Борисович, сухопарый мужчина лет под пятьдесят с недовольно поджатыми губами, начинает с того, что обещает перестановки в коллективе. Мы все переглядываемся, потому что ничего хорошего от таких новостей ожидать не следует. И действительно, в ближайшие несколько дней кого-нибудь то и дело вызывают на собеседования, да ещё и увольняют нескольких человек, видимо, затеяв большую чистку среди персонала.
Не проходит и недели, как мне сообщают, что меня требует к себе новый управляющий. Подхожу к небольшому кабинету в одном из служебных коридоров первого этажа и не успеваю постучать в чуть приоткрытую дверь, как слышу:
– Софья может быть полезной.
Глава 3
Это говорит Роман Анатольевич. Он пока ещё не уехал, передаёт дела. Замираю, стараясь не дышать, прислушиваюсь.
– Девочка послушная, уволиться не может, мать у неё серьёзно больна. Так что можете взять на заметку. Мало ли что. Думаю, вы понимаете, о чём я.
– Вы же знаете политику Глеба Евгеньевича в этих вопросах, – голос нового управляющего звучит веско, многозначительно. – Постояльцы отеля не имеют права… м-м-м… настаивать на более близком общении с персоналом отеля. Я придерживаюсь того же мнения.
– Безусловно, – таким же тоном отвечает Роман Анатольевич, – как и я. Но, сами понимаете, постояльцы бывают разные.
– Это да, это да, – цокает языком его собеседник. – Иногда приходится идти людям навстречу. В конце концов, желание клиента – закон. Как говорит Глеб Евгеньевич.
– Вот именно. Кстати, насколько мне известно, сегодня у нас остановился постоянный клиент, который всегда весьма щедр, если все его пожелания исполняются.
Зажав себе рот рукой, пячусь назад. Нет… Нет, они ведь не это имеют в виду?! Не может такого быть…
Да почему не может, Софья? Сними уже розовые очки! Тебя один раз уже подложили под «клиента». Что мешает провернуть это во второй раз?
Что мне делать?!
Если я сейчас сбегу – меня уволят. И это в лучшем случае. Но и работать здесь… Нет, я больше не смогу. А что, если…
Изо всей силы кусаю себе губы. Лицо у меня наверняка и без того бледное. Лезу рукой в стоящую поблизости вазу с цветами и мочу себе волосы на висках. Поправляю форму, наглухо застёгивая все пуговицы, даже верхнюю у самого горла, которую мы все держим расстёгнутой. И, постучав, захожу в кабинет.
– Софья? Присаживайтесь, – новый управляющий указывает мне на стул напротив, Роман Анатольевич как раз передаёт ему какую-то папку, кидает на меня быстрый взгляд и сразу же хмурится.
– Софья, вы что, больны?
– С утра всё было хорошо, – я, потупившись, разглядываю вытертый ковёр под своими ногами. – А полчаса назад у меня так разболелся живот… Простите, пожалуйста! Я уже выпила таблетку.
– А-а, – тянет Николай Борисович.
Они с Романом Анатольевичем обмениваются мимолётными и словно бы слегка разочарованными взглядами.
– Ну ладно, – кивает новый. – Так, Софья, я позвал вас, чтобы сообщить, что меня вполне устраивает ваша работа. Но, на мой взгляд, вы можете справляться с большей нагрузкой. Как насчёт того, чтобы добавить в ваш график несколько ночных смен? Разумеется, это будет оплачиваться. Мы ценим верных служащих.
– Я буду очень рада, – киваю, сдерживая внутреннюю дрожь.
Главное сейчас – не показать, что я что-то подозреваю. Нужно усыпить их бдительность, чтобы сегодня мне дали спокойно доработать. А дальше… дальше придётся решать.
– Ну и отлично, решено, – довольно кивает Николай Борисович. – На сегодня можете быть свободны. У вас до конца смены осталось полчаса, разрешаю вам уйти пораньше, раз вы себя не очень хорошо чувствуете.
– Спасибо вам огромное! – стараюсь, чтобы голос прозвучал максимально искренне. – Я обязательно отработаю! Завтра приду на полчаса раньше!
– Рад, рад, такое рвение весьма похвально, – довольно кивает управляющий и отпускает меня благосклонным кивком.
Медленно выхожу из кабинета и спокойным шагом, сдерживая себя, добираюсь до раздевалки персонала. Дня два-три меня не должны тронуть. Они явно поняли, что для «близкого общения» я сейчас не подхожу. Но вот потом…
Мозг у меня работает так, что, кажется, голова дымится. Быстро, стремительно просчитываю все возможные варианты. В итоге останавливаюсь на одном. Шансов немного, но попробовать стоит. И я еду в больницу, куда вот уже два года вожу маму.
– Вячеслав Игоревич, у меня к вам огромная просьба, – умоляюще складываю руки, глядя на маминого врача.
Этот онколог ведёт её с самого начала болезни. Мужчина в возрасте с добрым, располагающим к себе лицом и зачёсанными назад густыми седыми, почти белыми волосами. Он как-то сказал мне, что поседел чуть не в тридцать лет. Я ещё тогда подумала, неудивительно – при его-то профессии.
Мне невероятно повезло – Вячеслав Игоревич смог меня принять. Обычно к нему не пробиться, а сегодня накладка вышла какая-то.
– Рассказывайте, Софья, – врач кивает, продолжая параллельно заполнять какие-то бумаги. – Что-то с мамой?
– Не совсем, – мелкими глотками вдыхаю воздух.
Я толком не продумала свою идею. И понимаю, что Вячеславу Игоревичу придётся что-то рассказать. Может, и не всю правду… Но как минимум её часть.
– Я… хотела спросить вас… хотела попросить, можете ли вы выдать мне какой-то документ, доказывающий, что за моей мамой нужен регулярный присмотр, и поэтому я не могу работать?
Вячеслав Игоревич откладывает ручку и поднимает на меня глаза, в которых проскальзывает недоумение. Я понимаю его удивление. Мы живём на мамино пособие и мою зарплату. Он специально шёл мне навстречу и по возможности подстраивал мамины осмотры и приёмы под моё рабочее расписание, а тут я являюсь с такой просьбой.
– Есть такая справка, да, – медленно говорит онколог. – Стандартная форма. Но, Софья… состояние вашей мамы сейчас не требует постоянного нахождения рядом.
Вздыхаю с каким-то всхлипом, не удержавшись. Я ещё даже не была на приёме по поводу своей беременности, но уже почитала кое-что в интернете… Гормоны у меня шпарят будь здоров.
– Вячеслав Игоревич, – начинаю хрипло, – меня в отеле… мне хотят… я не знаю, как сказать, – делаю глубокий вдох и запрокидываю голову, пытаясь удержать слёзы. – В общем, меня собираются использовать, чтобы предлагать тем, кто этого хочет… более тесное общение.
– Что-о?! – глаза врача чуть не вылезают из орбит. – Софья, с чего вы…