Есть ли другие определения преступности, которые косвенно оправдывают правонарушителей? Каковы моральные и правовые последствия предположений о том, что причиной криминальности являются процессы, — находящиеся вне прямого контроля нарушителя? Все ли психологические видения вносят в данную дискуссию больше ясности или усложняют ее в одинаковой мере?
Клинический акцент произвел довольно искаженную картину, в результате, большая часть психологической литературы по правонарушениям посвящена особо опасным преступникам и тем преступникам, чьи действия особенно редки и исключительны. Напротив, криминологическая литература более общего характера имеет тенденцию изучать действия правонарушителей и тех, кто совершил то, что называют «наиболее часто совершаемыми преступлениями», — например, ограбление, кража или преступление, связанное с транспортным средством. Поэтому неудивительно, что существует разница в видении криминалистов и клинических психологов в отношении" причин преступлений, потому что эти специалисты на самом деле говорят о разных выборках.
Источники получения информации о преступлениях и преступниках - доказательства или данные?
Преступление, по своей природе, очень тяжело изучать. Его очень редко можно увидеть в действии, а когда оно происходит, то будет иметь место множество источников давления, чтобы держать его в секрете. Люди, которые совершают преступления, не будут испытывать желания добровольно признать, что они совершили преступление, и часто будут прилагать некоторые усилия для того, чтобы скрыть то, что они совершили. Таким образом, практически вся наука о преступниках и преступлениях зависит от отчетов, данных после совершения преступного действия, и часто полученных от людей, которые уже не в ситуации, в которой произошло преступление. Поэтому достаточно неожиданным является то, что столько уже изучено о преступниках и преступности.
За многие годы было использовано множество различных источников информации для того, чтобы выстроить картину преступлений и преступников. Эти источники варьируются от детальных интервью с самими преступниками до интервью с их жертвами, часто в клинике, в тюрьме или в другой институциональной среде. Это могут быть формальные анкетные исследования или более качественные дискуссии с преступниками об их преступлениях и жизненном опыте. У самоотчетов есть преимущество непосредственного контакта с самими преступниками. Однако они зависят от того, насколько хорошо человек помнит свои преступления, а память может быть слабой по истечении больших промежутков времени. На память также может оказать влияние желание преступника утаить все детали.
Существует ряд юридических и этических моментов, вовлеченных в получение доступа к преступникам и в работу с их отчетами. В самом исключительном случае, если преступник во время интервью рассказывает о серьезном преступлении, в котором он не был обвинен, или которое он собирался совершить, то в случае несообщения о таком преступлении интервьюер может быть сочтен соучастником. Также, могут существовать аспекты преступления и его расследования, которые крайне важны для понимания того, что произошло, и которые намеренно скрываются от общественности в целях безопасности или по причине наличия других конфиденциальных моментов.
Если источником информации являются жертвы, то часто будут иметь место юридические ограничения, связанные с информацией, которую можно записать. И необходимо очень внимательно относиться к хранению и предоставлению полученных отчетов. Например, во многих странах нельзя обнародовать личности жертв изнасилования. Как следствие, часто существует много препятствий на пути к получению доступа к преступникам и их жертвам.
Данные, содержащиеся в самоотчетах, также будут страдать из-за различных предубеждений, так как преступники, которые отказываются от сотрудничества и которых тяжело найти будут недостаточно представлены в таких отчетах. Намного больший акцент будет сделан на людях, которые, без преувеличения, являются вынужденной аудиторией для исследования; то есть, на тех, кто уже находится за решеткой. Это приводит к тому, что в уже опубликованных исследованиях чрезмерно представлены более опасные преступники, и те, которые совершают преступления чаще. Сам факт того, что они находятся в заключении, может также исказить то, о чем они готовы говорить, и то, как они будут преподносить свои действия.
Данные самоотчетов, полученные от преступников, а также данные самоотчетов по преступлениям, полученные в ходе опросов жертв, используются для того, чтобы дополнять официальные данные. Однако многие исследования преступлений в значительной степени опираются на официальные данные, несмотря на то, что это обозначает, что «теневой показатель» преступности (неучтенный и неопределенный) остается неизвестным. Изначально, официальная статистика формируется не с целью исследования, а в интересах работников соответствующих организаций, что имеет свои недостатки и преимущества. Преимущество в том, что данные официальные, а это значит, что они обладают некоторой достоверностью. Результаты, полученные на основании таких данных, также имеют более непосредственное отношение к директивным органам. Недостатки состоят в том, что те виды информации, которые релевантны для психологов, такие как дета-ли характеристик преступников, могут быть не записаны. Та к же, официальные данные в значительной степени опираются на юридические определения со всеми сопряженными с этим сложностями, которые обсуждались выше. Необходимо также осознавать, что сотрудники правоохранительных органов, которые регистрируют детали, могут искажать их для того, чтобы манипулировать официальными цифрами, которые оглашаются.
Учитывая природу преступлений, ложь и обман являются постоянными проблемами, которые пронизывают любое рассмотрение имеющейся в наличии информации. Их могут порождать как преступники, так и жертвы, и свидетели. Таким образом, есть существенный интерес в том, чтобы попытаться разработать систематические техники для опредепения обмана. Сюда входят как чисто вербальные процедуры, так и системы, основанные на физиологии — «детекторы лжи». Ни одна из техник не зарекомендовала себя как безупречная; и, не в самую последнюю очередь, потому, что люди, убедившие себя в том, что они говорят правду, или хорошо отрепетировавшие свою ложь, никакими действиями не будут отличаться от людей, которые действительно говорят правду.
Однако отчеты, которые могут быть подозрительными, могут являться продуктом того, что люди помнят. Следовательно, вопросы об оценке достоверности показаний могут включать и изучение преднамеренной фальсификации, и изучение сбоев в запоминании. Дело усложняется еще и тем, что отчеты, которые предоставляются, возникают в социальном контексте интервью. Таким образом, есть аспекты внутри процесса интервьюирования, которые могут либо помочь, либо помешать точному вспоминанию или распознанию фальсификации.
Виктимизационные опросы подразумевают интервью с выборками касательно их отношения и опыта жертв преступлений в течение предшествующих 6 или 12 месяцев. Они могут проводиться либо на местном, либо на национальном уровне. Они могут давать информацию о том, кем было большинство жертв, и возможные характеристики преступников относительно их возраста, пола, социально-экономического статуса, этнического происхождения и т. д.; а также информацию о том, жертвами каких видов преступления они стали (то есть, ограблений, нападений, угонов автомобилей, насилия, нанесения ущерба имуществу и т. д.).
Как и у других методов получения информации о преступлениях, у виктимизационных опросов также есть свои преимущества и слабые стороны. Они подвержены ошибкам выборки, точности воспоминания, готовности жертв сообщать о своем опыте, а также от интерпретации кодификации преступлений. Таким образом, в то время как официальная статистика от правоохранительных органов может давать информацию об уровне распространенности и количестве случаев преступлений, эта статистика не охватывает широкий спектр преступлений, которые действительно совершаются отдельными лицами и группами лиц, но о которых, возможно, не заявлено в полицию. Именно здесь самоотчеты и виктимизационные опросы помогают «заполнить пробелы». Кроме того, самоотчеты и виктимизационные опросы не зависят от процессов обработки информации в полиции (т. е., процедур отчетности и регистрации) и часто могут «просветить» тех жертв, которые не имеют представления о том, что они пострадали.