Для такого гипотетического объединения просто не существовало соответствующей политической программы. Потому что не было возможности указывать никакого давления на Китай, принуждая его либо к прямым выплатам, либо к торговле. Соответственно, племена Монголии оказались разделены на множество небольших родовых объединений, это позволяло им обеспечивать себя за счёт ведения кочевого хозяйства. В этот период в Монголии не оказалось крупных доминирующих объединений. Именно это было главной причиной того, что удачливый сын военного вождя одного из племён — тайджиутов — Тэмуджин смог в ходе долгой войны против всех племён, включая и его собственное, одержать решительную победу. В аморфной организационной среде в Монголии, когда традиционные племена были раздроблены на составные части, энергичный Тэмуджин получил свой исторический шанс.
По сути, эффективная политика чжурчженьской империи Цзинь по контролю политической активности кочевников Монголии и создала предварительные организационные условия для победы Тэмуджина. Эта победа была тем более удивительной, что за ним не стояло никакого крупного племени. Уже это было уникальным явлением для кочевого мира, где племя всегда было основной организационной единицей. После своей победы Тэмуджин продолжил линию на разрушение традиционных племенных структур в интересах своей собственной централизованной власти, так как именно эта политика обеспечила ему успех.
То есть обстоятельства, способствующие личному успеху Тэмуджина, привели к серьёзным организационным переменам в жизни кочевников Евразии. Одновременно мощь государства, объединившего практически всех евразийских кочевников в одну консолидированную силу, стали главной причиной грандиозных монгольских завоеваний.
Здесь надо отметить также и организационное преимущество традиционных кочевых обществ над их оседлыми соседями. Кочевые племена сочетали чрезвычайную гибкость социальной структуры с её же жёсткостью, обусловленной племенной или родовой солидарностью. Так, с одной стороны, кочевники могли выставить всё мужское население в состав племенного ополчения. Это было характерно для любых обществ до начала процессов разделения труда и создания ранних государств. Это придавало им силу во взаимодействии с внешним миром, особенно в ситуации ведения войн. С другой стороны, кочевые общества были открыты для внешнего воздействия.
Их структура отличалась от более жёстко организованных традиционных оседлых общин. При этом образ жизни обеспечивал относительную гибкость социальной системы. У кочевников было невозможно построить такую систему принуждения и эксплуатации, какая существовала при любых формах организации оседлого государства. Соответственно, кочевники были более свободны в своём выборе, чем зависимые крестьяне, что сказывалось на их индивидуальных боевых качествах. Поэтому выходцы из кочевых племён весьма длительное время были настолько востребованы в оседлых государствах в качестве наёмной военной силы. Очень часто они выполняли и управленческие функции.
Естественно, что Чингисхан, сумев найти способ создать дисциплинированную армию из лучших солдат своего времени, стал гегемоном на пространствах Евразии. При этом он не был обязан содержать армию (все её основные потребности удовлетворялись за счёт кочевого хозяйства). Это как раз тот случай, когда организация обеспечила успех и длительное существование созданной Чингисханом традиции. Тем не менее тот факт, что Чингисхан на начальном этапе своей борьбы смог одержать победу в войне в Монголии, — во многом случайность и его личный успех. Этому способствовало совпадение целого ряда обстоятельств. Ни до Чингисхана, ни после него не было другого случая, чтобы в кочевом обществе тот или иной удачливый претендент на власть смог действовать вне рамок традиционного племени и тем более встать над ним. Племя всегда было главным элементом организации любого кочевого общества.
Это очень важное замечание. В процессе становления ранних государств всегда происходит трансформация прежних племён в ходе разделения труда и связанной с этим социальной стратификацией общества. В то время как кочевые племена обычно сохраняют свою внутреннюю организацию практически неизменной. Этому, несомненно, способствует кочевой образ жизни, который является самой удобной формой для выживания в условиях степей и который связан с племенной солидарностью.
В то же время, оказавшись по тем или иным причинам в других условиях, например, на территории оседлых государств, кочевые племена проходят быстрый процесс адаптации к местной ситуации. На территории Китая племена быстро интегрируются в китайский образ жизни. То же происходит в мусульманских государствах и даже в Европе, в тех редких случаях, когда кочевые племена оседали на её территории. Это можно сказать про венгров, которые обосновались в Паннонии, про кипчаков/куманов, которые пришли на территорию Венгрии позднее, про болгар, завоевавших когда-то нынешнюю Болгарию. Все они в скором времени после своего прибытия вполне адаптировались к местным традициям.
Но в условиях кочевого образа жизни племенная структура — наиболее удобный способ общественной самоорганизации. Даже когда кочевники создают государства в степных условиях, это всегда союзы племён. Поэтому кочевой образ жизни является фактически самостоятельной линией общественного развития. Он стоит в стороне от классической линии на разделение труда, последующую социальную стратификацию общества и образование государства. Вернее, все эти обстоятельства могут происходить и в кочевых обществах. Однако в условиях подвижного образа жизни и гибкой социальной структуры не происходит закрепления данных изменений. Традиционная племенная организация всё равно восстановится. Так, впрочем, произошло и с монгольской традицией, которая была самой глобальной попыткой вмешаться в традиционную жизнь кочевых обществ внутри их собственной среды обитания. Со временем политическая традиция ушла, а из-под руин монгольской государственности появились новые племена.
В то же время монгольские завоевания на время объединили все степные пространства Евразии и соседних с ними оседлых обществ в рамках одной политической системы. Это имело неожиданный эффект и привело к серьёзным последствиям.
Дело в том, что при каганах Угедее и Менгу была осуществлена попытка распространить на всю территорию империи государственные стандарты Китая как наиболее эффективные в плане налогообложения. По китайскому образцу монгольская администрация проводила переписи населения для определения количества налогоплательщиков и причитающихся к выплате налогов и выполнения обязательств, вводились централизованная почтовая, таможенная, налоговая службы.
В целом эта попытка закончилась неудачей. Оказалось невозможным перенести китайскую государственную систему на другие территории с их собственной богатой традицией государственного управления. Тем более что в основе китайской организации находился бюрократический аппарат, деятельность которого определялась специфической этической традицией отношений государства и общества. Данная традиция насчитывала много веков её эффективного применения и огромную литературу философского характера для объяснения всех её тонкостей. Поэтому без бюрократии невозможно было заимствовать китайскую модель управления государством. Однако именно