— Да брось, тебе же по-любому есть, с кем встретить Новый год, — прищурившись, смотрю на Максима, пытаясь выяснить, что стоит за его внезапным предложением.
Жалость? Забота? Или ему просто делать не хрен?
— Я хочу встретить его с тобой, — с акцентом на последнем Макс протягивает мне вино.
— Перестань, со мной все нормально. — Выпивку принимаю, однако остальное встречаю довольно прохладно. — Правда. Не надо меня опекать до такой степени. Да, сегодня я тупанула, знаю… Надо было тебя послушать, но в итоге мы здесь…
— Разве я что-то сказал? — толкает достаточно провокационно.
И смотрит соответствующе — словно виды на меня какие-то имеет.
Я, конечно, понимаю, мы тут одни, заняться нам нечем, но это же не повод, чтобы… Чтобы… что?
— Потапов, это я такая пьяная, что не одупляю чего-то, или ты ко мне, как будто бы… подкатываешь? — озвучиваю свои подозрения.
На его взгляды, вздохи и недомолвки этим вечером у меня уже аллергия.
Если это приколы такие, то мне абсолютно не смешно.
— Я? — будто бы, искренне удивляется.
Супер.
Я делаю глоток красной кислой бурды и морщусь.
Теперь он прикидывается белым и пушистым, а я себя дурой чувствую.
А вот не надо было пить с пяти часов вечера!
— Так все ладно… — едва пригубив, ставлю стакан на стол. — Проехали, — сотрясаю расправленными ладонями. — Я этого не говорила, ты этого не слышал. Это все Боярский… — понимая, что несу полную чушь, в конце совсем тушуюсь: — То есть… Короче, я, наверное, спать пойду.
Попятившись, иду к дивану, чтобы захватить кота.
— Мань, да хорош, — миролюбиво взывает Потапов, забирая оба стакана и перемещаясь ко мне. — Какой спать? Время детское. Давай я выключу Боярского от греха подальше, и мы просто посмотрим телек.
Что он и делает. Однако избавиться от позорной неловкости это не помогает.
Стиснув челюсти, медленно выдыхаю.
— Ладно…
Расположившись на приличном от Потапова расстоянии, я тянусь за пультом и включаю «Первый канал», где начинается новогодний выпуск «Поля Чудес». В последний раз это шоу я, по-моему, в Лебедином и смотрела. Бабушка Рая Якубовича очень уважала. Я же поражаюсь, каким он стал стареньким, но да и я уже, впрочем, не девочка с длинной косичкой… так-то.
— Добрый вечер! Здравствуйте! Пятница! В эфире капитал-шоу «Поле чудес»! И, как обычно, под аплодисменты зрительного зала я приглашаю в студию тройку игроков… — сообщает с мерцающего экрана Леонид Аркадьевич. Пока те представляются, я несколько раз кошусь на Потапова. Тот с невозмутимым видом смотрит телек. Ничего не понимаю. То ли я дура, то ли лыжи не едут? Почему он себя так странно ведет? — А вот и задание на первый тур…
— Мань? — в какой-то момент Макс замечает, что я безбожно пялюсь на него.
— Я… Я просто задание прослушала, — с громким скрежетом извилин все же нахожусь с ответом.
— Короче… Есть какое-то общее свойство у обезьян и у мужчин, — вводит в курс дела.
Я фыркаю и припечатываю:
— Чесать себе что-нибудь. — Взгляд на экран перевожу, пересчитывая синие квадратики: — Смотри. Че-сать. Шесть букв. Подходит.
Посмеявшись, Максим скрещивает руки на груди и отрицательно машет головой.
— Нет. Женщины себе тоже что-нибудь чешут время от времени, я уверен.
— Ну и какая у тебя версия? — отражаю сварливо.
— Кра-со-та. — По слогам произносит Макс. — Нет. Перебор.
— Чего?
— Ну говорят же, что мужик должен быть чуть красивее обезьяны, — объясняет выбор своего варианта.
— А-а… — тяну, все еще подтупливая после сцены у стола. Но, в конце концов, я же не сумасшедшая. Потапов действительно весь вечер подает мне неясные сигналы. — Ты сказал «от греха подальше», — предъявляю ему один из таких. — Что это значит?
— Да я просто пошутил, — он неестественно белозубо улыбается.
— Мм-м… — я же окончательно запутываюсь в своих подозрениях.
От позора меня спасает второй участник, который внезапно угадывает правильный ответ.
— Чего? — морщится Макс.
— Лысеть? — я тоже, если честно, в шоке. — Правильный ответ «лысеть»?
— Согласен, как-то… тупо, — критикуя, тянет Макс. — Чесать — куда ни шло, но лысеть…
Мы обмениваемся скептическими взглядами под звуки баяна. Один из участников шоу выступает с музыкальным номером.
— Сыграешь мне? — потянувшись за пультом, Макс гасит экран. — Сто лет тебя не слышал.
— Ну… — давлю со вздохом и киваю. — Давай его сюда, — взглядом на кофр в одном из кресел указываю.
Макс охотно поднимается и расчехляет аккордеон — мой красный «Вельтмайстер», который я уже отфоткала со всех сторон и выставила на «Авито».
— Как ты его тягаешь, Мань? — поражается Максим весу инструмента, пока несет ко мне.
— Да я привыкла уже.
Сев на край дивана, расправляю позвоночник и плечи. Надеваю лямки, ремешки на мехе отщелкиваю, чтобы беззвучно пробежаться пальцами по клавишам, пока думаю, что сыграть. В памяти всплывает фраза, которую я запомнила еще со времен учебы в колледже.
«Когда музыканту действительно плохо, когда он находится в самом, казалось бы, страшном состоянии духовной опустошенности — он играет Баха».
Токката и фуга ре-минор.
Я играю для Максима бессмертное произведение Баха из моей экзаменационной программы продолжительностью девять минут.
6
— Как всегда, у меня мурахи, — с нескрываемым восхищением сообщает Макс, едва смолкают последние ноты.
Я бесшумно сжимаю мех под его зачарованным взглядом.
Уже не помню, когда в последний раз кто-то так смотрел на меня после исполнения. Денис довольно прохладно относился к аккордеону. Другим я и не играла.
— Это же Бах, — указываю основной источник произведенного на Потапова эффекта.
— Нет, Маш, это ты… Всегда ты…
Макс вкладывает столько искренности и смысла в свой посыл, что на него откликается все мое естество. Чувствую себя мучительно живой. Сердце болезненно сжимается и переворачивается, что-то очень сильное опаляет грудь, внизу живота теплее становится. Или это все же заслуга Баха?
Положив руку на аккордеон, толкаюсь в нее лбом.
Я — полигон, где в режиме реального времени разворачивается состязание. Троеборье.
Одиночество. Тоска. Жалость к себе.
Сама не понимаю, откуда берутся эти глупые слезы. Размазываю их по забитой руке, часть на мех роняю. Пытаюсь заглушить, но на очередном судорожном вздохе их кратно больше становится.
Зажмуриваюсь.
Ну вот. Доигралась.
— Мань, ты чего? — Макс тормошит меня, нежно водя ладонями по плечам. — Что я такого сказал? Ма-ань? Маша⁈ — он всерьез считает себя виновником всей этой мокроты.
Я долго головой трясу, прежде чем поднять ее и взглянуть на Макса сквозь соленую хмарь, дрожащую в глазах.
— Ты ничего… Ты всё… Ты правильно сказал, — спешу его заверить, что не он — причина моей дурацкой истерики. — Это не моя