Девушки — большинство — устроены с точностью наоборот. И, конечно, они не писают на улице.
Так вот, моя Алёна, сто процентов, из их числа.
Я не планировал влюбляться в нее. Но мне хватило одного ее взгляда, где читалось все, что я желал видеть в своей женщине — нежность, юмор, искренность. Рядом с ней нет ощущения чего-то назойливо-удушающего. С ней хочется быть, к ней хочется возвращаться. А ещё очень ценно, что Алёна не стесняется показать свою слабость, не боится слез и честно говорит о том, что чувствует.
Осталось выяснить, достаточно ли будет Тимофеевой того, что могу предложить ей я.
Глава 13. Алена
— Блины-оладушки, Тимофеева, я явно вышла не за того Чурилова! С твоим веселее! — восклицает Яна. Я слышу на заднем фоне бубнеж Андрея. — Ой, ладно тебе, — ее голос звучит приглушенно, — не гунди, я пошутила! — фыркает подруга, обращаясь к мужу.
Ощутив новый прилив стыда, я раздраженно бросаю в мойку разделочную доску.
— А вот мне, Ян, совсем не до веселья, — угрюмо бормочу в ответ.
Я опускаю жалюзи на окне, за которым стало совсем темно.
— Алёнка, что ты заморачиваешься? Ну увидел кто-то твою девочку, подумаешь! — в тоне Яны нет ни капли сочувствия.
И это после того, как я выложила ей историю про то, что бывшая Чурилова следила за нами, что по ее вине я обзавелась сомнительной репутацией и чуть было не потеряла Мишу.
— Я все понимаю. Ну представь, что ты приняла участие в вебинаре по оргазмической медитации, — предлагает мне Яна.
— Что это за дичь такая? — морщусь я, расставляя на столе приборы.
— Ой, это не дичь, а очень модное в Европе движение, — объясняет Яна. — Суть его в том, что в течение пятнадцати минут тебя гладят там.
У меня отвисает челюсть, а из рук падает вилка.
— Прям там? А кто гладит-то? — наклонившись, тянусь за прибором.
— Да кто угодно!
Я направляюсь к мойке, чтобы сполоснуть вилку.
— Пф-ф. Не хочу я представлять, как какой-то незнакомый мужик гладит меня там.
— А это необязательно должен быть мужчина. Алён, это как йога, только для клитора. Можешь почитать в Википедии, — советуют мне.
— Я не читаю Википедию, — возражаю в ответ. — И пусть они в этой Европе гладят себе, что хотят и с кем хотят. А мы уж тут как-нибудь сами, отечественными методами обойдемся.
— Методами Миши Чурилова? — подкалывает Яна.
— Яна, если ты мне друг, пожалуйста, прекрати мусолить эту тему. Щеки весь день горят! Мне жутко стыдно.
Хоть и обожаю Янку, иногда она очень раздражает.
— Стыдно у кого видно.
— Яна! — у меня вырывается истерический смешок.
— А что? — отзывается подруга дней моих суровых. — Надо во всем искать позитив.
— Да? Ну и какой же позитив можно найти в том, что несколько моих знакомых видели меня с голой задницей?! — не могу удержаться от саркастичного вопроса.
— А я тебе скажу, — воинственно начинает Яна, — теперь Филатов наверняка знает, что без него ты кайфуешь!
Я не могу понять, она либо обнадеживает, либо издевается.
— Изыди, женщина! Ты реально вышла не за того Чурилова, — ворчу на нее, услышав треньканье домофона. — Мне пора, ко мне пришли.
— Это он, да? Я знаю, что это он, — уверенно произносит подруга.
Откуда?
— Хоспади, Яна, иди уже к своему мужу, у вас медовый месяц или как? — на этой провокационной ноте я завершаю вызов и поднимаю трубку домофона.
И, пока Миша поднимается в лифте, быстро осматриваю себя в зеркале.
Видок оставляет желать лучшего — серая футболка и темно-синие леггинсы, волосы после утреннего душа, как я их не расчесывала, торчат старым веником, из косметики только мицеллярный спрей.
Я сама естественность.
Надеюсь, он не убежит.
Конечно мне хочется быть красивой для Миши. И я бы могла сделать макияж, уложить волосы, надеть что-то сексуальное. Но мне все еще не ясно, кто я для него. Что, если Миша решил заглянуть ко мне просто, чтобы обсудить нашу проблему со скандальным видео, а я встречу его во всеоружии и с ужином на две персоны? Выйдет неловко.
— Привет, — стараясь сохранять спокойствие, я встречаю Мишу.
— Это тебе, — парень протягивает мне букет роз.
— Спасибо, — с улыбкой принимаю цветы, отступая вглубь прихожей. — Мои любимые. Как ты догадался?
Мое сердце поет.
Цветы — это отличный знак, не правда ли? Ведь их дарят только особенным людям или в особенных случаях.
— Никак. Я просто устроил допрос своей невестке, — сознается парень.
— Вот оно что, — теперь я понимаю, откуда Яна узнала о визите Миши. — Вообще-то, это читерство.
— Прости. Очень хотелось тебе угодить.
Миша тянется ко мне и целует в щеку, окутывая запахом снега и морозного вечера. Я прикрываю глаза от удовольствия, по телу расходится что-то теплое и волнующее.
— Ты голодный? Будешь ужинать? — спрашиваю парня, наблюдая, как он снимает куртку.
— Да. Я голодный, — заглянув в комнату, он идет за мной на кухню. — У тебя миленько, — Пока я наполняю вазу водой, Миша выдвигает стул и садится. — Ну как ты? Сильно переживаешь?
Я оглядываюсь на него.
— Желание сменить внешность и уехать из страны можно считать сильным переживанием?
— Все будет хорошо. На хостинге нет того видео. С Ингой больше не должно быть проблем, но в полицию тебе все-таки стоит обратиться, — советует Миша.
Я отрицательно качаю головой.
— Чтобы на меня там как на дуру смотрели? Нет уж. С меня хватит. Я итак со стыда сгораю.
Подперев собой подоконник, складываю руки на груди.
— Пусть будет стыдно тем, кто посмотрел тот ролик. Ведь это не мы за ними подглядываем.
— Ну они же не знают всей ситуации. Даже думать не буду, кем теперь меня считают.
— Девушкой, которая знает, чего хочет, — произносит Миша.
У меня снова нагревается лицо.
— Ну точно, — вздыхаю я. — Филатов, примерно, так и сказал.
— Ты с ним разговаривала? — настораживается Миша.
— Нет. Он написал мне дурацкое сообщение.
— Ну и нахрен Филатова. Пусть молча завидует. Мне.
— Тебе? — я поднимаю бровь.
— Ага, — кивает Миша. Потянувшись, он обхватывает ладонями заднюю поверхность моих бедер и легонько дергает на себя. — Скажи, ты хочешь быть со мной? — спрашивает, поднимая ко мне лицо.
— Хочу, — шепчу, с трудом поборов острое желание оседлать мужчину, говорящего мне такие потрясающие вещи.
Миша улыбается, но при этом качает головой.
— Нет, Алён. Ты должна все взвесить. Нужны ли тебе такие отношения?
— По-хорошему, после такого ты должен немедленно на мне жениться, — говорю я, стараясь сохранить серьезное