Отец окунает меня головой в воду, и она попадает в мой открытый рот. Когда я нечаянно вдыхаю, затекает мне в горло и легкие. Отец рывком вынимает мою голову из воды. Она струями стекает по моему лицу и телу. Волосы прилипают к голове.
— Где ты их взяла?
— Они не мои, — выдыхаю я, затем делаю большой глоток воздуха, и отец снова погружает меня под воду. У меня в груди горят легкие, требуя воздуха.
Он вытаскивает меня обратно.
— Где?
— Они лежали на ступеньках в спичечном коробке.
Ложь.
Отпустив меня, отец убирает с моих глаз волосы.
— Почему ты так меня испытываешь?
Мне хочется закричать: «Потому что ты никакой не глас Божий!» Но я этого не делаю. Вместо этого я даю ему ответ, которого он жаждет.
— Прости.
— Возьми себя в руки. Нам нужно присутствовать на очищении.
— Пожалуйста, отец, можно мне отдохнуть?
— Твоё чревоугодие — грех, и от этого ты заболела. Возьми себя в руки.
Я склоняю голову, к желудку снова подступает тошнота.
— И, Мона…
Я поднимаю глаза.
— Ты примешь предложение Илая.
— А если я откажусь?
— Ты этого не сделаешь.
Неужели он не понимает, что убивает меня?
— Я не хочу быть частью этого.
Я проглатываю беспокойство, омывающее содержимое моего желудка.
— Она нечиста на руку, Мона. Одному богу известно, сколько раз она тайком сбегала с острова и общалась с нечистыми, — цыкает на меня Мэри.
Она и впрямь идеальная пара для Илая.
— Я с нетерпением жду вашей свадебной церемонии, — вставляет Мэри, как будто в этом нет ничего особенного.
В историях, дошедших от нас из внешнего мира, таких ритуалов нет. Мой отец называет их ритуалами, но на самом деле это наказания. В комнате полно мужчин, женщин и детей в возрасте от тринадцати лет и старше. Это не их выбор. Все очищения обязательны. К счастью, на моем счету, это всего четвертая.
Мой отец занимает центральное место в нашей церкви, и в комнате воцаряется тишина. Он читает из книги Священных Писаний, в которой содержится история верований “наших народов” — священной книги, дополнять которую могут только вожди света.
Однажды Клара сказала мне, что во внешнем мире нас называют сектой, и что наши вожди манипулируют книгой Священных Писаний. Это не истинные слова Бога. Яи без нее это знаю.
— Да будет она очищена от тьмы и греха. Вверив свое тело людям света, если она будет благословлена ребенком света, она очистится и возродится в вере, — продолжает бубнить мой отец, пока я пытаюсь от него отгородиться.
Он жестом велит Меган выйти вперед. Ее белое одеяние развевается за ней, как вуаль.
— Ты хочешь, чтобы тебя простили за твои греховные поступки? — спрашивает ее он.
Меган выглядит совсем не так, как я ее помню. У нее бледная кожа, а лицо осунувшееся из-за потери веса. Волосы коротко подстрижены по всей голове.
Мой взгляд падает на мать Меган, она сидит, сжав руки на коленях. Её лоб нахмурен от выражения тревожного напряжения, а в уголках глаз залегли тонкие морщинки, как будто за последние двенадцать месяцев она постарела на десять лет.
— Да, хочу, — заявляет Меган, к облегчению своей матери. Она расстегивает халат и подходит к тому месту, где на подушке лежит книга света.
Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от вида ее выпирающих из исхудавшего тела ребер и едва заметной груди.
Она опускается на колени, кладет руки по обе стороны от книги и утыкается лицом в обложку, выставив при этом ягодицы. У меня разрывается сердце от того, что нам всем приходится видеть ее такой.
— Избранные, пожалуйста, выйдите вперед, — приказывает мой отец.
Мой отец выбрал десять мужчин, чтобы они заполнили ее чрево своим семенем в надежде снискать ей прощение. Если это не поможет, она проведет еще один год в заключении, и ей придется проходить через это снова и снова, пока она не “очистится” — не забеременеет от кого-то, кого она не любит, за кого не выходила замуж и не выбирала. У меня гудят ноги от желания сбежать. Но если я это сделаю, то следующей буду уже я. Напряженная тишина почти оглушает. Какое-то движение привлекает все взгляды к передней части церкви. Там в своих одеждах стоят двое избранных, это братья. Одному еще нет и шестнадцати. По помещению эхом разносится приглушенный шепот, когда со своего места поднимается Дэниел. Он вместе со своим отцом, который уже женат и имеет трех жен.
Меган обшаривает глазами толпу, без сомнения, пытаясь различить, кто одет в халат, а кто нет.
Все головы поворачиваются к Джейсону Нексту, старшему брату Мэри, он недавно женился и теперь в ожидании первенца. От лица его жены отливает кровь, одной рукой она инстинктивно потирает растущий живот, а другой — вцепляется в сиденье так, что белеют костяшки пальцев.
Рядом, не без помощи сына, поднимается Гилберт, поскольку путается ногой в своем балахоне. Видя это, Меган сильно зажмуривает глаза, и из них вытекает слеза. Я молюсь, чтобы по пути к алтарю он споткнулся и вывихнул бедро. Ему за шестьдесят, и он ужасный, преданный исполнитель воли моего отца, а до этого его отца — искренне верующий и один из основоположников наших законов и книги света.
У меня сводит желудок.
Меган девятнадцать.
«Прекрати это. Не делай этого. Меган, скажи им «нет»!»
Далее встают еще двое мужчин и присоединяются к остальным.
Из-за внезапного вздоха Мэри несколько человек поворачиваются в ее сторону. Она распахивает глаза и краснеет. Проследив за ее взглядом, я вижу стоящего там Илая.
«Нет».
Он останавливает свой взгляд на мне, затем переводит его на алтарь.
Душа сотрясает кости у меня под кожей, желая прорваться сквозь плоть и исчезнуть. Я хочу, чтобы он отказался, но ноги сами несут его к моему отцу, как послушную овечку. Я даже не заметила, что на нем был балахон.
Я ненавижу его.
— Да прольет наш Господь свой свет на тебя, — говорит мой отец, затем кивает сыну рыбака.
Тот раздевается и занимает свое место позади Меган. Мое горло обжигает тошнота, когда он прикасается к себе, чтобы иметь возможность в нее проникнуть. Парень хватает ее за бедра, и Меган впивается зубами в нижнюю губу, затем из-за его вторжения издает вздох и всем своим хрупким телом дергается вперед. Он кряхтит, двигая бедрами, и все взгляды прикованы к этой мерзости. Я закрываю глаза и пытаюсь не обращать внимания на