Где я? Понятия не имею!
Спрятавшись от ветра на дно гондолы, взял перерыв от дозора. Когда она прибыла во двор, была изготовлена из лозы и обтянута кожей. Эту конструкцию пришлось утеплить одеялами, а на дно положить матрас. В теории даже жёсткая посадка должна была стать мягкой, пережить сильный удар. Но я понятия не имел, в каких условиях придётся садиться: на деревья в лесу, на снег в поле или на лёд на побережье.
Знающие люди говорили, что в комплектации воздушного шара должна быть рация. Григорий выделил мне целую станцию. Но я не знал частот возможных собеседников и не спешил выходить на связь раньше времени.
На хватало ещё на Хозяйку нарваться.
Употребив бутерброды в дорогу и горячий чай из термоса, я взбодрился и вылез посмотреть на округу: снег, бескрайние леса, узкая полоска подтаявшего снега, во что превратилась дорога между деревьями. Чуть лучше была заметна железнодорожная насыпь. Мелькали серые столбы, станции, заснеженные вагоны. Ориентироваться было лучше по ней.
Учитывая свой вес, одежду, балласт и возможности подъёмной силы шара, с собой можно было взять до трехсот пятидесяти килограмм полезного груза. Но в гондоле было не более двухсот килограмм нагрузки.
Было бессмысленно брать мешок овощей. Так как все они перемерзли бы на высоте. Достаточно было выставочных образцов, чтобы подтвердить свои слова доводами.
Вместо костюма радиационной защиты Невельского в наследие от Сергея мне достался деврон. Он был гораздо удобнее и легче. Автомат, патроны, провизия, небольшая аптечка, вода и чемоданчик академика — вот почти и весь груз. В индикаторе температуры не было смысла, учитывая, что шар эксплуатировался при отрицательных температурах. Все огнетушители за десять лет давно попортились. Случись пожар — на спасение я не рассчитывал.
Южный ветер подхватил и усилился, разогнав шар почти до трёхсот километров в час. От резких порывов в лицо резало ножами, стало тяжело дышать. Руки стали ледяными. Я подкрутил горелку, снизившись до километра высоты над землей. Стало полегче, но постоянных холод всё равно давал о себе знать, быстро подтачивал силы.
Снизился до пятисот метров и понял, что опускаюсь слишком быстро. Страх разбиться о деревья возобладал — принялся избавляться от балласта и подкручивать вентиль обратно.
Шар быстро взмыл под небо, а стрелка скорости показала четыреста километров в час. Облегчённая гондола неслась над землей с огромной для меня скоростью. Не зная, как замедлить полёт, потеряв все ориентиры, я принялся стравливать воздух.
Выпускной клапан открывался при помощи фала, другой конец которого находится в корзине воздушного шара. Чтобы уменьшить усилия на фале управления и равномерной передачи нагрузки на клапан, фал был пропущен через блок, который, в свою очередь крепится за нижние концы строп. В обычном положении клапан удерживался за счёт давления горячего воздуха в оболочке, а вертикальные ленты не позволяли выпучиться клапану наружу, но низкие температуры внесли свои коррективы: горелка обледенела по краям, перемерз и клапан подачи газа.
Скорость и холод сыграли злую шутку — горелка потухла и клапан как сдувшийся сосок вылез наружу. Я понял, что падаю.
Не важное знание для того, у кого нет парашюта.
Впрочем, один плюс себя проявил — скорость полёта упала. Ветер уже не тащил, а подталкивал сдувающийся и быстро теряющий тёплый воздух шарик. В панике я начал выкидывать всё, что было из корзины. Глаза зацепились за синюю полоску на горизонте. Там было море!
Схватив рацию, крутанул ручку диапазона. Надавил клавишу, закричав:
— Всем! Всем! Лечу в сторону Владивостока на воздушном шаре вдоль железнодорожной насыпи. Вижу море! Падаю! Я из Хабаровска! Нам есть, что вам предложить! Помогите! Прошу помощи! S. O. S.
Датчик скорости отобразил падение скорости полёта до пятидесяти километров в час. Когда снег резко приблизился, рацию вырвало из рук, и я улетел головой внутрь подсдутого шара.
Больше ничего сообразить не успел. Тьма опустилась на голову.
Глава 28
Ярослав Яров
Чёрный земляной потолок над головой. Лучина играет тенями. Доктор в сером халате с жирными пятнами крови на ткани, что когда-то была белой навис надо мной. Светит в глаза фонариком.
Приходится прищуриваться. Рефлексы.
— Вы меня слышите? — донеслось от него.
Моргнул, не в силах пошевелить губами. Они не ощущались, как и подбородок, и вся кожа вокруг глаз.
— Вы обморозили лицо. Но вы в безопасности… Не переживайте.
Рядом в поле зрения показался бывалый мужик с сединой в волосах и густой, косматой бороде. Положил руку на плечо доктору, он тут же поинтересовался:
— Так он нас слышит?
— Да, но говорить не может. У него отек горла.
— Дай ему спирта.
— Он может захлебнуться, — возразил доктор. — А если случится спазм, придётся резать горло, чтобы дышал. Лучше подождём… Пусть придёт в себя.
— Какой подождём? — засуетился старикан в камуфляже. — Пусть пишет, чего он забыл в нашем анклаве?
— Руслан Тимофеевич, нужно время! — возмутился доктор. — Он ударился головой. Оболочка воздушного шара спасла от обморожения, заизолировав кожу от снега. До гангрены замерзнуть не успел. Но о разговорах сейчас не может быть и речи. Я не ручаюсь за ясность его сознания.
Старик гаркнул и удалился. Доктор натёр мне чем-то щеки, лоб, губы, от чего почувствовалось тепло.
Глаза закрылись… Тьма.
Следующий раз я проснулся, когда доктор снимал слоями шкуру мне с лица. Кожа чесалась, как будто был оборотнем и менял шкуру.
— Как вас зовут? — спросил доктор, заметив, как я открыл глаза.
— Ро… — закашлялся.
В горле поднялся ком, сдавил дыхание. Согнулся пополам, кашляя как брехливый пес.
Доктор похлопал по спине, откинул одеяло и принялся втирать в грудь и спину сильно-пахнущую мазь.
— У вас воспаление лёгких. У нас нет антибиотиков, — он налил в стакан спирта, протянул. — Пейте. Будем надеяться на ваш иммунитет.
Хлебанув спирта, я освобождено вздохнул. Если раньше горло бы сдавило, то теперь напротив, что-то внутри расслабило, отпустило, задышалось от волны тепла.
— Роберт. Я дипломат. Из Хабаровска, — выговорил я голосом поврежденного робота.
Настолько он был чужим, непривычным.
— Роберт, вам повезло, что разбились у территории анклава. Наши дозорные заметили ваш шар.
— Рация?
— Ваша рация разбилась при падении. Наши же не заряжены. В анклаве дефицит топлива, нет света, и мы начинаем урезать пайки, — отчеканил он и добавил, немного подумав. — Я приведу Седыха. Капраз у нас главный. С ним поговорите.
Кивнул.
Разговор с капразом был не из лёгких. Мои выставочные образцы выращенных в теплицах овощей я выбросил ещё над лесом,