В этом году я захотела в подарок на Рождество лыжи. И поэтому так боялась: вдруг не выпадет снег. Лотта тоже хотела, чтобы выпал снег, ведь она хотела в подарок санки.
Когда мы легли спать, как раз перед самым Рождеством, Лотта сказала:
— Я попросила у папы в подарок санки, а теперь попрошу Бога, чтобы выпал снег, а не то я не смогу кататься на санках.
И попросила:
— Милый добрый Боженька, сделай так, чтобы снег выпал, ну прямо сейчас! Подумай о бедных цветочках, им нужно теплое одеяльце, когда они спят в земле и им так холодно.
Затем, выглянув из кроватки, она сказала:
— На этот раз я, пожалуй, схитрила, не сказала, что снег нужен моим санкам.
И — подумать только! Когда мы назавтра проснулись, начал падать снег. Мы с Юнасом и Лоттой в одних пижамках подбежали к окну и стали смотреть, как все больше и больше снежных хлопьев падает на наш двор, и на наш сад, и на сад тетушки Берг. И мы как можно быстрее оделись, и выбежали во двор, и стали бросаться снежками, и слепили из снега чудесного-расчудесного старика-снеговика, на которого папа, вернувшись домой, надел шляпу.
Нам было так весело целый день, и мама была так довольна, что мы — на воздухе, так как к нам пришла фру Франссон, помогать маме навести в доме красоту к Рождеству. Лотте нравится болтать с фру Франссон, и она говорит ей «ты», хотя мама не велит. Лотта должна говорить «вы» и «фру Франссон» — так считает мама. А фру Франссон нравится болтать с Лоттой, но мама велела фру Франссон не отвечать, когда Лотта говорит ей «ты».
В тот день, когда мы слепили старика-снеговика, а потом завтракали в доме, Лотта сказала фру Франссон:
— Смотри, какие у меня мокрые варежки!
Фру Франссон не ответила, и Лотта спросила:
— А ты видела нашего старика-снеговика?
Но фру Франссон все равно ей не ответила. Тогда Лотта надолго замолчала, но потом спросила:
— Почему, фи, фарао, ты злишься, фру Франссон?
Тут мама сказала:
— Лотта, ты ведь знаешь, тебе нельзя говорить ни «фи, фарао», ни «ты» фру Франссон.
— Тогда я вообще не буду с ней болтать, — заявила Лотта.
А фру Франссон сказала: она, мол, ни за что на свете не желает, чтобы Лотта прекратила с ней болтать. И попросила маму: пусть уж Лотта говорит ей «ты». Мама рассмеялась и сказала, что разрешает Лотте говорить «ты» фру Франссон.
— И «фи, фарао» тоже, — решила Лотта.
— Нет, «фи, фарао» ни в коем случае, — не согласилась мама.
Потом мама вышла, и тогда Лотта сказала:
— Я знаю, что я сделаю. Когда буду иметь в виду «фи, фарао», я скажу «фи, Франссон». Ведь маме нравится, когда я говорю «вы» и «Франссон».
А потом добавила:
— Фи, Франссон, как забавно, когда Рождество!
Это действительно забавно, думаю я. Мы с Юнасом и Лоттой помогали маме с уборкой к Рождеству, и сгребли лопатками снег на дворе, и поставили рождественский сноп для птиц, чтобы они клевали по зернышку. Мама считает, что мы очень старались.
— Не знаю, что бы я делала без вас! — сказала она.
Лотта каждый день аккуратно-преаккуратно вытирала ножи, а сейчас сказала:
— Не знаю, что бы я делала без меня! Хотя, фи, Франссон, сколько приходится работать!
И очень было весело покупать рождественские подарки. Из наших свинок-копилок мы вытащили деньги, которые копили целый год, а потом втроем пошли в город и накупили рождественских подарков. Весело покупать подарки, когда идет снег, а на площади полным-полно рождественских елок, и люди бегут в магазины и выбегают оттуда. Нам с Юнасом надо было купить Лотте маленькую куколку, чтобы ее купать, и мы сказали сестренке, пусть ждет нас на улице, пока мы ходим в игрушечный магазин.
— Но, чур, не смотреть, что мы покупаем, — сказал Юнас.
— Не-а, ты лучше смотри в витрину кондитерской Карлмана, — сказала я.
Лотта охотно этим занялась, потому что в витрине кондитерской Карлмана было очень много марципановых поросят и разных сладостей.
Когда мы с Юнасом, купив куколку для купания, вышли на улицу, Лотта исчезла. Но внезапно она вышла из дверей кондитерской Карлмана.
— Что ты там делала? — спросил Юнас.
— Покупала тебе рождественский подарок, — ответила Лотта.
— А что ты купила? — поинтересовался Юнас.
— Пирожное со взбитыми сливками, — ответила Лотта.
— Ой, ну и глупышка же ты, оно ведь не продержится до сочельника! — воскликнул Юнас.
— Не-а, то же самое как раз решила и я, — сказала Лотта. — Поэтому я его съела.
Нет, подумать только! Как раз в эту минуту на улице появился наш папа. Он не знал, что мы одни ходим по городу и покупаем рождественские подарки.
— По-моему, этих детей я где-то однажды видел, не помню только где, — сказал папа. — Но они — славные на вид, и, думаю, приглашу-ка я их в кондитерскую.
Ой, до чего мы обрадовались! Мы пили какао и ели пирожные — ну столько, сколько хотели, и мы сидели на зеленом диване у Карлмана, а