Круговорот кладов в природе
Ночь опрокинулась на гномов неожиданно. Только что вечернее солнце подсвечивало розовеющие в заходящих лучах стволы берез, как деревья облепила вязкая чернильная масса.
– Ежкина кочерыжка! – ругнулся гном, владелец окладистой черной бороды, чье лицо было словно вытесано из камня. – Вот вечно с тобой так: то в нору к обманкам свалишься, то с русалками языком сцепишься. Куда теперь на ночь глядя?
Его спутник, чья растительность отличалась рыжиной, озабоченно осмотрелся по сторонам:
– Сейчас, огонь достану. Мы уже прийти должны.
Рыжеволосый гном полез в сумку, перекинутую через плечо, и после длительных поисков достал фонарь с заключенным в него светящимся человечком.
– Погоди. Это ж джинн! Я ж говорю, Михалыч, что точно, вся ваша семейка – чокнутые! – ахнул чернобородый гном.
– Джинн, – удовлетворенно подтвердил рыжеволосый. – Я вчера его на придонный жемчуг выменял. Он уже бывший в употреблении, так что недорого обошелся. Видишь, светится… Последнее желание исполняет.
– Чье последнее желание?
– Так лепрекона. Я же его у лепрекона купил. Разве я тебе не говорил? – засуетился Михалыч.
– Ты мне и про джинна-то словечком не зацепился, – нахмурился его спутник.
– Ты это, Степаныч, не серчай. Джинн у этого лепрекона уже третье желание исполнил, поэтому он мне его и продал задарма почти. Использовать джинна больше трех раз нельзя, вот я и взял духа вместо фонаря. Удобно.
– А срок эксплуатации какой? – Степаныч повысил голос.
– Какой еще срок эксплуатации? – насторожился рыжий гном.
– Духи служат своему владельцу сто лет, потом контракт истекает. Вот я и спрашиваю: сколько ему осталось в банке барахтаться? – Степаныч с подозрением покосился на джинна.
– А вот это я и не спросил. Да и зачем? – пожал плечом Михалыч.
– А затем, чтобы мы как можно дальше от него были, когда он на свободу вырвется, – речь Степаныча была насыщена забористыми словами.
Его напарник ошарашено посмотрел на фонарь, потом сплюнул сквозь зубы и цветисто выругался, через слово упоминая родителей лепрекона.
Идти оказалось и, правда, недалеко. Гномы выбрались на небольшую лужайку, посреди которой стояла усыпальница. Степаныч резко остановился.
– Нам сюда, – потянул его за рукав приятель.
– Я в могилу не полезу, – отрезал Степаным.
– Какая это могила? Это склеп, – попытался отговориться рыжий гном.
– Ты, Михалыч, мне зубы не заговаривай. Про могилы уговора не было, я к мертвякам спускаться не намерен.
– Степаныч, ну что ты расквасился как лягушка над скинутой кожей. Там сокровищ не меряно, одних эльфийских камней на гору таланов* рассыпано.
– Хватит с меня эльфийских камней вместе с их усопшими. Встанут и руки с ногами поотрывают. Меня до сих пор потряхивает, как дракона вспомню: заявился и потребовал клад обратно.
– Кто ж знал, что злой огонь побочным эффектом обладает? Я думал, мы камень взрываем, а, оказалось, дракон окаменевший был. Ожил от огня-то. Подрос потом за десять лет и прилетел за должком.
– Не знал он… Я полгода от икоты лечился! – чернобородый гном возмущенно затряс бородой. – Все прадедушка твой, ёжкина кочерыжка! Наоставлял карт с подвохом. Сам-то не сунулся, завещал такому умнику, как ты.
Михалыч молчал, отведя глаза. Его товарищ подошел вплотную и стал внимательно всматриваться, пытаясь поймать взгляд.
– Та-ак, а эта карта откуда? Только не говори, что от родственничка твоего, – Степаныч подозрительно прищурился.
Его напарник хранил молчание. Внезапно поблизости послышался пронзительный вой, перешедший в рычание. Не сговариваясь, оба гнома бросились к усыпальнице.
– Хорошо, что засов проржавел, – прошептал рыжий гном, настороженно озираясь, – в миг сковырнем.
Дверь скрипнула, и напарники ввалились в мрачное холодное помещение, дверь за ними захлопнулась со зловещим скрежетом.
– Вспотел со страху, аж рубаху выжимай, – держась за сердце, пожаловался Михалыч.
Его друг, цедя слова, заметил:
– В последний раз, в последний раз, говорю, я в твою авантюру влезаю. Вся жизнь за митку промелькнула, а мне еще внуков понянчить хочется.
Гномы огляделись.
– Я отходить от двери не стану, – предупредил Степаныч, – дождусь утра и домой пойду.
Михалыч кивнул, потом полез в сумку.
– Ты чего там копошишься? – с опаской поинтересовался чернобородый.
– Трубку ищу, надо нервы в порядок привести.
Раздалось чертыхание и громкий стук падающего предмета.
– Степаныч, я трубку уронил, – пожалился рыжий гном.
– Наплюй, – последовал краткий совет.
– Не могу, она из рога единорога сделана, я ее по наследству получил.
– От прадедушки? – съязвил Степаныч.
– От него. Посвети мне.
Чернобородый тряхнул фонарь, и джинн заискрился ярче. Напарники увидели лестницу, ведущую вниз.
– Туда трубочка-то твоя упала, – протянул Степаныч.
– Будь другом, давай, посмотрим. Помру ведь без табака.
Гномы осторожно спускались, держась за стену. Чернобородый ворчал вполголоса, вспоминая всех незадачливых родственников своего приятеля, включая и прадедушку. После очередного крутого поворота лестница вывела их в зал. Свет от джинна отразился в многочисленных хрустальных шарах, подвешенных к потолку.
– Вот она, трубочка-то, – растерянно заметил Михалыч, поднимая пропажу.
Его смятение объяснялось кучей драгоценных камней, словно бы сметенных в угол.
– Кто-то уборочку затеял, а мусор не выкинул, – присвистнул напарник.
– Хорош мусор-то, эльфийский огонь!
Рыжий гном подскочил к драгоценностям и схватил булыжник покрупнее.
– Эх, вот оно – счастье-то! – восхищенно заорал он.
В это миг потолок затрясся мелкой дрожью, в стене появились трещины, через которые стали вылезать обитатели склепа. Обрушившийся проем отрезал гномам путь наверх, они бросились в темнеющийся коридор.
– Все твой язык поганый, накаркал: мертвяки, мертвяки, – задыхаясь от быстрого бега, причитал Михалыч.
– Ежкина кочерыжка! Не были богатыми, нечего и начинать. Столько раз зарекаюсь с тобой связываться, вечно в самый переплет попадаем, – чернобородый достал серый камень и бросил его за спину. Послышался оглушительный рев и грохот обваливающихся стен.
– Это что было? – пытаясь отдышаться, спросил Михалыч.
– Тролль заговоренный, действия хватает на пару минут. Ну, что, на меня смотришь? Думаешь, я с таким, как ты, без заговоров куда сунусь? – Степаныч сунул ему под нос фигу.
Друзья огляделись, коридор вывел их в небольшую комнату, перекрытую на всю высоту ажурной решеткой. Степаныч достал флакон с водой, подошел к ограде и, плеснув на нее содержимым бутылки, зашептал: «Стань пылью, пеплом легчайшим, тенью бесплотной». Решетка рассыпалась, Михалыч потрясенно молчал, не в силах вымолвить ни слова.
– А то! – похвастался напарник. – Специально для сложного засова подбирал. Пошли быстрее, у меня все артефакты закончились.
Гномы добрались до тупика, заканчивавшемуся тремя дверями. Две были деревянными, окованные железом, проем третей скрывался за пологом.
– И куда теперь? – растерялся рыжеволосый.
– Откроем по одной и решим.
В этот момент в конце коридора появился усопший эльф, и друзья, не сговариваясь, кинулись к двери, спрятанной за пологом. В момент перехода Степаныч почувствовал лишь холод, поселившийся в животе, Михалыч запомнил рой бабочек, облепивший его с ног до головы. Очнулись оба на рассвете. Пейзаж не радовал: горы песка, терявшиеся