Прошел месяц. Я каждый день писала Тиму в интернете. Что очень люблю и боюсь за него, жду его выздоровления и всегда буду рядом. Пусть только напишет, пусть. Но безрезультатно. А однажды полезла в интернет, а страницы Тима нет. Не существует. Пользователь с таким именем не найден. Я набрала номер больницы, и раздраженный женский голос ответил, что Тимофей Воронцов выбыл. Я хотела уточнить, что значит это странное слово «выбыл», но трубку уже бросили. Потом провела параллель с исчезнувшей страницей и догадалась – Тима нет. Его не просто нет в больнице или в интернете, а вообще. И я попыталась это понять и принять, но не смогла. Лишь осознала, что если буду думать об этом, то тоже исчезну. Останется лишь оболочка. Абонент вне зоны доступа. Навсегда.
Я плохо помню оставшееся лето. Совсем. Надя была рядом. Она даже с Костиком рассталась. Как сказала, из-за того, что он стал хотеть большего от их отношений. Но мне кажется, из-за меня. Не смогла она оставить меня одну. Внешне я вроде бы нормальная, но на деле все больше проваливаюсь в черную дыру, схлопываюсь. Наверное, так погибают звезды. Что-то у них происходит такое, из-за чего дальнейшая жизнь не имеет смысла. Вот и я существую на автопилоте, в режиме экономии энергии. Лишь к концу лета сознание начало возвращаться.
В тот день Надя прислала мне стихи. Не свои, а одного поэта. И я поняла, что ей тоже плохо. И будто очнулась: нельзя так, чтобы из-за меня страдали другие. Надо возвращаться. Сохранила стихи и часто перечитывала.
А я не знаю, что тебе сказать… Идут дожди, испортилась погода. На улице чужое время года, А на душе, увы, не благодать. А я не знаю, что тебе сказать… Слова пусты и, может быть, напрасны. Я повторю тебе – не в этом счастье, А ты не рассмеешься мне опять. А я не знаю, что тебе сказать… Стоим, молчим и пялимся в окошко. Дерутся во дворе чужие кошки. И нам кошачью душу не понять. А я не знаю, что тебе сказать… [1]Осенью оказалось, что Милолика перевелась в четвертую школу, в гуманитарный класс. Там углубленное изучение обществознания, экономики и истории. Надя с Ларионовым попали в экономический нашей школы, я – в физико-математический вместе с Мурашкиной, Ларой и Ксюхой, хотя не помню, чтобы писала заявление. Родители Тимофея забрали его документы из школы без всяких объяснений. Да и в школе на тот момент работала лишь секретарь, остальные были в отпусках. Некому спросить было. Дед Тима уехал в Москву, так что потерялась последняя связь.
Как-то раз встретила Зину. Она поступила в колледж на кулинара. Я заметила, что она изменилась – распрямилась, точно перестала прятаться от всех в своей раковине. Перестала щуриться, купила себе очки в нормальной оправе. И вообще, светилась от радости. И мне стало стыдно: раньше я ведь не ее видела, а лишь двойки, которые она постоянно получала. Оценки скрыли от меня человека.
Снова участвовала в литературном конкурсе, ради Воронцова. О моем участии никто не знал. Мне было совсем неважно, получится ли попасть в длинные и короткие списки. Потому что это все ерунда. Я писала о том, что мы часто незначительное принимаем за важное. Что я дважды отправляла работы на конкурс и проигрывала. И очень переживала по этому поводу. Казалось, что это чуть ли не конец света. А затем потеряла близкого человека и поняла, что страдала не из-за того. Что главное – жизнь и здоровье. И лишь смерть непоправима. И мне очень жаль, что я так мало ценила свое счастье.
О том, что мое эссе заняло третье место, узнала после новогодних праздников, когда получила по почте конверт с дипломом. Куда-то его засунула, а куда – не помню. Хотя он может пригодиться, чтобы получить дополнительные баллы для поступления в вуз. Шамринов иногда пишет об учебе в универе, ему там очень нравится. И я все больше склоняюсь к мысли, что буду поступать туда же. Потому что мне нужно в Москву.
Хочется быть поближе к Тиму, хотя его и нет. Знаю, что это глупо, но мне важно выполнить свои обещания. И не только для себя, но и для Тима тоже. Потому что для меня он есть всегда, так же как и наша звезда. Я часто смотрю на небо. В городе горят фонари, но иногда мне кажется, что я вижу нашу с Воронцовым звезду. А в Москве я обязательно схожу в планетарий. И когда приду, то загляну в телескоп и непременно отыщу ее – звезду имени тебя.
Эпилог
Мне снился сон, и в нем я никуда не неслась. Мы стояли с Воронцовым на заброшенном острове посреди пруда, а вокруг сияли звезды.
«Звездопад, – сказал Тим, – не забудь загадать желание».
И тут же все пространство залило холодным светом, лишь огненные вспышки оставляли на нем след. И остров исчез, как и пруд. А мы с Тимом повисли в бесконечности, где не было ни верха, ни низа.
«Желание, – прогудело вокруг, – не забудь».
Точно, чуть из памяти не выпало! Мы же договаривались об этом. Воронцов говорил, что августовский звездопад – это всего лишь метеорный поток Персеиды, но хочется верить в чудо. Тем более что у нас с Тимом есть звезда – одна на двоих. Я поднимаю голову вверх, ведь точно знаю, что звезды – это