Через пять минут мы уже шли по улице. Мимо проносились машины и шагали достаточно многочисленные прохожие: в Москве утро было в самом разгаре, хотя в Питере, я уверен, многие еще спали. Из-за домов выглядывало красное солнце, его лучи путались в кронах деревьев, плясали яркими отблесками на поверхностях луж.
По пути зашли в магазин и взяли еще вина. Я купил сигарет.
— Далеко идти?
— Нет, — ответила Оля, — минут десять.
Мы прошли приблизительно два квартала, свернули во дворы. Вокруг величественно громоздились сталинские дома, вроде того, в каком жили Серега и Оля, и высокие тополя, проткнувшие небо своими узловатыми ветвями. Где-то вдалеке печальным вскриком прозвучал гудок электрички.
— Почти пришли, — на этот раз дал пояснение Серега.
Мы вошли в арку, миновали узкий двор, затем обогнули площадку с мусорными контейнерами, детскую площадку и наконец остановились у подъезда. Оля позвонила в домофон, через некоторое время раздалось приветственное пиликание.
На лифте поднялись, кажется, на четвертый этаж. Дверь в квартиру была открыта.
Сестра Оли Вера встречала нас в прихожей. Прихожая была огромная, порядка двадцати квадратных метров. На стенах висели картины и зеркала, в углу стояла вешалка. Вера просто сказала:
— Привет всем, проходите.
И исчезла в недрах квартиры.
Мы разулись. Серега с Олей повели нас на кухню. Кухня, как и прихожая, поражала размерами. Там стояли два кожаных дивана и массивный стол. На диванах сидели Вера, еще одна девушка и три молодых человека.
— Привет, — мы поприветствовали компанию.
— Ага. Садитесь.
Мы сели. На столе стояли бутылки с дорогим шампанским, мы присоединили к ним свои бутылки с вином.
— Выпьем? — предложил Серега.
— Давайте, — подал голос один из парней.
Серега открыл бутылки с вином и шампанским. Разлил на всех. Парни и девушка представились. Кажется, их звали Данила, Костя, Олег и Вика. Представились и мы.
— Ну, давайте, — сказал самый разговорчивый из парней по имени Костя.
— Будем.
Выпили. Вера, Оля и Вика после этого покинули кухню и растворились в пространствах квартиры. Следом исчезли парни, остался только Костя.
— Тут, наверное, можно заблудиться, — заметил я Сереге.
— Да, большая квартирка… — поддержал меня Костя.
Он был высоким худым юношей с бледной кожей, ребенок мегаполиса, почти не видящий солнца.
— Это тещина вообще-то, — пояснил Серега, — но она сейчас на Кипре. Или в Таиланде, не знаю точно. Вроде тут пять комнат, но я и сам постоянно путаюсь.
— Повезло тебе с родней…
— Я специально не выбирал, так совпало. Сам-то я гол как сокол.
— Это мы знаем.
— Ну, тогда какие вопросы…
— Да, в общем-то, никаких. Туалет тут есть, надеюсь?
— Ага.
Я отправился на поиски туалета. Нашел не сразу, потому как в квартире действительно можно было заплутать. По пути выяснил, что помимо пяти жилых комнат тут было еще и две ванных комнаты с джакузи. Небрежно брошенная Серегой характеристика тещи — «миллионерша» — звучала как-то неубедительно, тут дело пахло чем-то большим, насколько я мог судить.
Когда я вернулся на кухню, там шло довольно вялое обсуждение обстановки в стране. Я понял, что точка, характерная для определенного состояния опьянения, за которой начинаются подобные разговоры, успешно пройдена.
— Здесь никогда ничего хорошего не будет, — уверенно сказал Костя, — валить отсюда надо, пока не поздно. А пока не свалил — брать от жизни все, потому что потом уже может не получиться.
— Ты хоть где-нибудь работаешь? — спросил его Серега.
— Нет. А зачем? Я ж говорю: все бесполезно.
— А на что живешь? — я присел за стол.
— Родители помогают, у них деньги есть.
— Понятно. Они работают, а ты тусуешься.
— Вроде того. Но это их поколение виновато в том, что мы в такой жопе.
— Уверен?
— Абсолютно. Это их «совок» повсюду, не вытравить дихлофосом…
— А что тебе сделал «совок»?
— «Совок» — это смерть свободы.
Его позиция была мне ясна. В общем, он все правильно понимал: в стране действительно творилось черт знает что, и светлого будущего, даже с тем условием, что финансовый кризис миновал, большинство населения в своей перспективе не видело. Однако его мотивация и отношение к жизни были не близки мне. Жопа жопой, но, положа руку на сердце, порождаем ее мы сами, а не кто-то иной.
Да, наши родители умудрились пустить прахом целое государство, однако то, что творилось на наших глазах, здесь и сейчас, в какой-то мере еще было подконтрольно нам, и пораженческие умонастроения вряд ли были хорошим подспорьем на пути к лучшей реальности. Мы сами — убийцы лучшего. Мы сами — охотники на собственные мечты.
— Что такое свобода, по-твоему?
— Делать все, что захочу.
— И что ты хочешь?
— Свободы.
Замкнутый круг.
— Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, — засмеялся Серега. — Ладно, давайте еще выпьем.
Мы выпили, разговор перетек в более спокойное русло. В принципе этот парень, Костя, эталонный московский мажор, отличался от меня только тем, что вообще не работал. Возводил свое тунеядство в принцип. Я же работал, но мог ли я сказать, что произвожу на свет что-то помимо пустоты? Вряд ли. Возможно, в чем-то он был правее меня. Возможно.
— Какая-то невыносимая легкость бытия, — заметил я Паше, — сидим тут среди мажоров, пьем, никуда не торопимся. Словно там, за окном, давно ничего нет.
— Там ничего и нет, — Паша глубокомысленно вздохнул. — Лучше предаваться гедонизму, чем заживо гнить в бессмысленности. Нет, я, конечно, с ним не согласен, — он мотнул головой в сторону Кости, — сидеть на шее у родителей — не вариант. Но иной раз от наших движений пользы меньше, чем от безделья. Тем более сегодня воскресенье…
— Это несколько скрашивает ситуацию.
— Скрашивает, но не меняет…
— Что есть — то есть.
В общем, можно было сколь угодно долго рассуждать о бессмысленно погубленной молодости, о времени, отданном не тем идеалам, о душе, метнувшейся не к тем целям, и, как результат всего этого, — о полученном по итогу невзрачном настоящем, в котором все шло не так, как хотелось бы, но… но зачем было это делать? Разум говорил о том, что все вокруг — лишь иллюзии извращенного больного сознания творца-убийцы, а воображение, в свою очередь, рисовало совсем другие картинки — светлые и радужные; в этом противостоянии двух разных сущностей самого себя я не хотел оказаться случайно раздавленной жертвой, песчинкой, попавшей в жернова внутренних антагонизмов. Поэтому я отпускал тяжкие мысли от себя, предаваясь желтой дреме этого воскресного утра, в квартире с пятью комнатами и двумя ванными с джакузи и блестящей итальянской сантехникой, а также не менее блестящими обитателями.
Мы допили алкоголь, на столе появилось еще. Видимо, у ребят были свои запасы. Вернулись парни, за ними девушки. Налили и им.
— За знакомство, — сказал кто-то.
Тост был молча поддержан.
— По-моему, за это я уже много раз пил, — заметил Паша, отставляя опустошенный стакан.
— Да. Я тоже. По-моему, даже проживал эту жизнь неоднократно. Разве что в квартире миллионеров в первый раз…
— Ага, и я. Впрочем, это мало что меняет.
Паша оставался тем же Пашей, что я и знал, это главное. Немного романтик в душе, немного циник. Этот баланс был хрупок, ибо внутри моего друга наверняка бушевали хаотические силы, готовые в любой момент прорваться наружу, но все же до поры он сохранялся. Общаясь с Пашей, я всегда узнавал в нем того себя, которым, возможно, был некоторое время назад и которого безвозвратно потерял.
Затем загрохотала музыка. На кухне началась не то дискотека, не то партизанская война. Мы с Пашей отодвинулись в угол и продолжили опустошать бутылки с вином. Меж тем время на часах неумолимо приближалось к полудню.
— Как думаешь, — спросил я Пашу, — наши с тобой биографии в каком жанре можно было бы лучше всего изложить?
— Не знаю, возможно, в жанре анекдота.
— Согласен. С анекдотом ты во многом прав, но самый точный жанр — это тост.
Мы засмеялись.
— Нет, ну серьезно: про что ни расскажешь, что ни вспомнишь — все с пьянством связано. Мы, наверное, самое пьяное поколение.
— Думаю, были поколения и похуже.
— Были похуже, но не было дурней.
— Может быть, может быть…
Сатанинский пляс, который разворачивался вокруг нас, заполнил собой всю кухню, удушливым облаком распространился за пределы нее, выплеснулся неугомонной волной в комнаты. На гребне этой волны к нам выкинуло Серегу.
— Как дела? — спросил он, подсаживаясь.
— Нормально. Обсуждаем тут сложившуюся ситуацию.
— А что не так с ситуацией? Вас кто-то обидел?
— Упаси бог. С ситуацией вроде тоже все в порядке, не считая того, что мы пьем уже второй день, практически не прерываясь.
— Так это ерунда, — Серега выудил из-за уха сигарету, — у меня такое времяпрепровождение в порядке вещей, мы, когда