— Вы не верите, что у меня имеется собственная яхта? — вскинулся возмущенно Виталий Мстиславович.
— Верю, — кивнул я, — но не желаю чувствовать себя грабителем, чтобы потом никто не говорил, что я выкручивал вам руки, потребовав за свой труд несоизмеримо большую плату.
Такое объяснение его устроило.
— Стыдно это признавать, но большего она и не стоит, — сказал он.
— Она хоть на плаву? — вырвалось из меня.
Это что там за яхта такая, что всего за двести рублей серебром ее готовы мне отдать.
— На плаву, — снова был мне короткий ответ.
— Тогда уж не сочтите за дерзость, однако пока я ее не увижу, не могу принять как плату.
Канарейкин долгим взглядом посмотрел на ночных бабочек. Потом его взгляд уперся в пол. Помещик явно размышлял, стоит ли согласиться на мои условия или проще махнуть рукой и все отменить. Зато мне стало ясно, что если яхта и имеется, то с ней что-то не так. Ну не может судно, даже самое дешевое, стоить всего восемьсот рублей! Это если ассигнациями. Вот рыбацкая лодка может быть столько и стоит. Но уж точно не дворянская яхта.
— Ваша взяла, — наконец махнул мужчина рукой. — Давайте тогда отправимся в порт. Сами все осмотрите и убедитесь, что я вам не вру. Только уговор — если яхта у меня имеется и она на плаву, вы берете ее в оплату! — протянул он мне руку для устного заключения сделки.
— Если она имеется, на плаву, и это яхта, а не лодка рыбацкая — то я согласен.
Тут уже мне просто стало интересно, что же Канарейкин мечтает мне «впарить». Если что — несколько часов своей работы конечно будет жалко, но ничего критичного в их потере я не вижу. А если яхта и правда есть, то вернуться домой не на пролетке, а на собственном транспорте, да еще столь престижном — вот это будет фурор!
Глава 19
24 — 25 июля 1859 года
— Вот! На плаву! — с гордостью заявил Виталий Мстиславович, указывая на пятиметровую яхту.
А я с грустью смотрел на это убожество. Дно яхты все в отложениях речных обитателей. Казалось, ее не чистили с момента как спустили на воду. Сама яхта одномачтовая, но парус требует замены — наполовину сгнил, от чего весь сияет прорехами. Доски палубного настила скрипят так, что аж зубы сводит. Надстройка больше похожа на будку для сторожа, чем на каюту. Название на боку было когда-то собрано из медных букв, но сейчас все они позеленели, а одна и вовсе отвалилась. Была «Мечта», а стала «.ечта». Да уж, не удивительно, что Канарейкин хочет от нее избавиться. И при том он мне сначала и вовсе предлагал ее аренду! Я с неодобрением посмотрел в сторону пытавшегося меня «наколоть» с оплатой дворянина.
— Что-то не так? — сделал он невинный вид. — Сами видите — яхта на плаву, на дно не идет, так что все согласно нашему уговору.
Да уж. И ведь не придерешься. Про внешний вид мы ничего не обсуждали. Яхта и правда сама держится на воде, хотя того же якоря ей не хватает — к причалу она крепится пеньковым канатом. Как на ней посреди реки останавливаться, чтобы течением не унесло, не понятно. Точнее понятно — никак. Хотя раньше он был, даже вижу место, где когда-то располагался.
— Да, — с осознанием своей тупости, выдохнул я. — Уговор в силе.
Удовлетворил собственное любопытство, называется. Стал «счастливым» обладателем собственного водного транспорта. Ну да что уж теперь поделаешь.
Обрадованный моими словами, мужчина тут же поспешил всучить мне бумаги на яхту в присутствии начальника порта, подписал дарственную на мое имя, после чего мы отправились обратно в его имение. По пути я думал — сколько времени и денег у меня уйдет на то, чтобы привести яхту в порядок и не проще ли ее просто сжечь?
Но все же горячиться я не стал, решив для начала все выяснить. И по стоимости ремонта, и за сколько вообще сейчас подобные яхты можно приобрести. Есть вариант ее починить и продать, если уж совсем она мне не к месту будет.
«А у тети же еще и муж — помощник начальника порта! — вспомнил я. — Если к кому и обращаться, то к нему. Он и рабочих толковых сможет помочь найти, и справедливые цены назовет. Да, так и сделаю. Владимир Михайлович мне в такой малости, как ремонт яхты, не откажет. Только надо будет как-то отбуксировать ее в Дубовку».
Чуть повеселев от пришедшей идеи, я стал не столь мрачен, как несколько минут назад.
Зато работать было эстетически приятно. Особенно когда прорисовывал девушек. Канарейкин и вовсе разошелся в процессе, требуя, чтобы те немного оголялись. То ножки одна должна была обнажить, то с груди чуть приспустить ткань другой приказал. Третья и вовсе у него за спиной встала и навалилась грудью на мужчину. Виталий Мстиславович млел и в своих фантазиях точно был самым настоящим султаном. Может быть, даже при мне разложил девиц, если бы я периодически не напоминал о собственном присутствии просьбами придерживаться тех поз, что они приняли в начале. Но стоило мне закончить работу, как Канарейкин тут же попросил меня на выход. По его раскрасневшемуся лицу мне было очевидно, что я стал лишним на этом «празднике разврата и похоти».
Я и сам радовался, когда покинул его особняк. Смотреть на красивых девушек конечно приятно, но не в тот момент, когда они обнимают другого мужчину.
На встречу с последней заказчицей я опоздал. И опять все из-за того же Канарейкина! То в порт сначала пришлось ехать, то потом рисовать не его одного, а еще и трех девок в придачу. Но к моей радости Елизавета Сергеевна, как звали последнюю в этом неожиданном марафоне моей работы заказчицу, меня ни в чем не попрекала. И даже заказ у нее был абсолютно стандартным — просто портрет.