Я вышел из здания ведомства, на секунду остановился на крыльце. Дождь уже стих, оставив после себя влажный блеск мостового камня и едва заметный аромат мокрой земли. В лужах отражалось серое небо и немногочисленные, прогуливающиеся с зонтами, прохожие. Редкие капли ещё падали с крыш, собираясь в блестящие нити. Я спустился по ступеням крыльца, подошел к авто и сел в салон. Морозов был на водительском сиденье, задумчиво барабанил пальцами по рулю и наблюдал, как капли ещё медленно скатываются по лобовому стеклу.
— Мастер Костомаров назначил комиссию для проверки данных про оленя, — начал я.
— И когда их ждать? — уточнил воевода.
— Судя по тому, как Николай Ефимович заинтересовался этим оленем, не удивлюсь, если они прибудут уже сегодня.
— Замечательно, — произнес Морозов, а затем повернулся ко мне и с интересом уточнил. — Но мы ведь прибыли в город не только ради Костомарова?
Я кивнул:
— Хотелось бы еще поговорить с водяным. Посмотреть, как он устроился на новом месте, а заодно кое-что обсудить.
Воевода кивнул, завел двигатель. Машина плавно тронулась, выехала на дорогу. Город за окном сиял умытый дождем.
Спустя пару кварталов, мы проехали мимо того самого здания старого архива. И я с удивлением отметил, что перед строением уже суетились рабочие в серых комбинезонах. Они возились у стен, перекрашивая облупившийся фасад. Лепнина оживала под свежей краской, окна блестели от дождя. А рядом с крыльцом лежали свежие доски, брус и несколько паллетов, на которых был сложен кирпич. Часть рабочих таскала в бывший архив мешки из подогнанной к ступеням машины. В углу у здания уже были аккуратно сложены старые деревянные рамы.
Морозов сбавил скорость, и я, опустив стекло, вдохнул этот густой, немного едкий запах ремонта. Один из рабочих, заметив наш автомобиль, поднял голову и, сняв фуражку, уважительно кивнул, приветствуя нас. И я отметил, что его ладони были в белой пыли.
— Похоже, Синод не теряет времени даром, — довольно пробормотал Морозов, глядя на работы. — Не успели подписать договор аренды, а уже вовсю ремонт делают.
— Одной проблемой стало меньше, — произнёс я тихо. — Осталось решить остальные.
Морозов только усмехнулся и выдал:
— И тут же найдутся новые, уж поверьте мне, княже.
Машина свернула на узкую улицу, ведущую к Портовому району.
* * *Дороги были пустыми, так что до здания рыбнадзора мы доехали быстро. Морозов остановился напротив арки, заглушил двигатель, повернулся и посмотрел на меня.
— Надеюсь, Илья на месте, — пробормотал я, открыл дверь и вышел из машины. Шагнул в арку, и моему взору предстала очень интересная картина.
У забора, рядом с бочками старого конфиската, сидел худой мужчина в промокшей одежде, который был замотан в рваную рыболовную сеть и имел крайне напуганный вид. А над ним нависал Илья. Высокий, в зеленой штормовке с закатанными до локтей рукавами, и внимательным взглядом, в котором теплилась какая-то необъяснимая, и оттого страшная сила.
— Я еще раз спрашиваю: откуда ты приплыл? — жестко уточнял он, глядя на мужика. — Откуда сети взял? Кто покупает рыбу?
Пленник дрожал, но упорно молчал. Илья тяжело вздохнул, и мне показалось, что собравшаяся на крышке одной из бочек лужа дождевой воды едва заметно задрожала, словно чувствуя злость водяного.
— Ну что же, — спокойно произнёс Илья. — Молчи, коли хочешь. Но помни: если не расскажешь ты — придется спросить у воды, в которой ты безобразничал. Перед этим, правда, я тебя в той реке утоплю.
Браконьер поднял на него глаза мутные, затравленные, будто у зверька, загнанного в угол. Губы дрогнули, он сглотнул:
— Права не имеете! Это не по закону.
Илья устало усмехнулся:
— Не имею, — подтвердил он. — Все верно. Так и ты рыбу на нересте сетями ловить права не имеешь. Так что придется обставить все, как несчастный случай. Что ты в сетях своих запутался и поэтому утоп. А я уже утопца и выловил.
Водяной говорил спокойно, словно бы подтверждая факт, что судьба у несчастного браконьера незавидна. А затем Илья ухватил мужика за ворот куртки и рывком поставил на ноги:
— Ну все, идем.
Браконьер задергался, пытаясь вырваться. Но водяной держал крепко. Зашагал к пристани, таща за собой насмерть перепуганного мужика.
— Не надо, — взмолился тот, когда под подошвами тяжелых ботинок водяного заскрипели доски настила. — Я все расскажу, только не топите.
Илья остановился, обернулся и вопросительно посмотрел на браконьера, явно ожидая продолжения.
— С Беломорья я, — затараторил тот. — Нас там пятеро было. Сети купил в порту, у людей каких-то не местных. Рыбу везли торговцам. Они платят. Хорошо платят…
Илья слушал молча, не перебивая, только нахмурился. Дождь снова начал моросить, и редкие капли, блестя, скатывались по его волосам. Он на миг прикрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. А затем тяжело вздохнул и уточнил:
— Где искать этих купцов?
— В городе! На пристани! Они каждый вторник приходят. С баржи торгуют, — торопливо выпалил мужчина. — Только не трогайте, я всё сказал!
Илья медленно выдохнул. Сжал и разжал кулаки.
— Вот, видишь, — произнес он негромко. — А ведь можно было и без лишних разговоров. Только времени у меня сколько отнял.
Из здания рыбнадзора выскочил юноша, явно стажер, и Илья тут же его окликнул:
— Эй, пацан, позвони начальнику жандармерии Зубову. Браконьер во всем сознался и хочет, чтобы его судил самый гуманный суд в мире.
Илья же провёл рукой по лицу, будто стирая раздражение:
— Ну вот, поедешь в острог, потом может быть, на каторгу.
— Не надо каторгу, — пискнул мужик. — У меня семья и дети.
— И у рыбы той, которую ты сетями тягал, дети были, — спокойно парировал водяной. — Только вот тебя это не останавливало. Хотя в чем-то ты прав. Утопить бы тебя по справедливости. Чтобы тем же рыбам, которых ты ловить пытался, корм был.
Последние фразы водяной произнес с какой-то мечтательной интонацией. От которой мужик вздрогнул и как-то