Часы медленно ползли вперёд. Солнечные полосы на полу меняли угол. А люди всё шли и шли. И мне казалось, что потоку не будет конца.
К вечеру света в кабинете стало не хватать. Солнце ушло за старые крыши, и длинные тени распластались по полу. Я включил лампу, и мягкий янтарный круг осветил бумаги и мои усталые руки.
Последний посетитель вышел из кабинета, нерешительно оглянувшись на меня и тихо поблагодарив. Я кивнул, провёл рукой по лицу и медленно поднялся. И когда дверь за посетителем закрылась, в кабинете повисла тишина.
Я откинулся на спинку стула, чувствуя, как ноют плечи и саднит от долгих разговоров горло. Вновь посмотрел на Морозова.
— Всё? — спросил он.
Я пожал плечами и собрался было ответить, что не знаю, но в этот момент дверь в кабинет приоткрылась, и в помещение заглянула секретарь:
— Это был последний посетитель на сегодня, Николай Арсентьевич, — произнесла она, и я кивнул:
— Хорошо, спасибо, — хрипло произнес я и прокашлялся.
Альбина скрылась в приемной. Воевода поднялся с кресла и расправил плечи:
— Пора домой, Николай Арсентьевич, — устало произнес он.
— Все так, — согласился я.
Мы вышли в опустевшую приемную, в которой тоже царила тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов. Я взглянул на циферблат и удивленно поднял брови: почти девять вечера. Альбина Васильевна сидела за столом, дописывая что-то в свой ежедневник. И едва мы показались в помещении, она оторвалась от своего занятия, взглянула на нас. И я заметил, как покраснели ее усталые глаза. Она попыталась улыбнуться.
— Прошу, составьте мне расписание приёма, — произнёс я, подходя к столу секретаря. — Два дня в неделю. И пусть жители записываются заранее. Чтобы не было сегодняшней суматохи.
— Конечно, — быстро отозвалась она и добавила. — Ещё… Может, стоит повесить в холле объявление с графиком приема?
— Повесьте, — ответил я. — И еще можно написать объявление в газете, что князь проводит прием жителей.
Она кивнула. В её взгляде мелькнуло то самое чувство: радость, что ее предложение было одобрено. И немного гордости.
— Отдыхайте, Альбина Васильевна, — добавил я мягче. — Сегодня вы меня здорово выручили.
Щёки секретаря порозовели.
— Служу Северску и князю, — ответила она и бросила вороватый взгляд на воеводу, который слишком пристально рассматривал носки своих ботинок.
Я только кивнул и направился к выходу. Уже у дверей остановился и не оборачиваясь, произнес:
— Доброй ночи.
— Доброй, — послышался из-за стола голос секретаря.
Мы вышли в коридор, спустились в холл и вышли на улицу. На крыльце нас встретила вечерняя прохлада, пахнущая цветами с клумбы и мокрыми листьями. Я на секунду замер, глубоко вздохнув и пытаясь привести голову в порядок. Небо переливалось холодными оттенками, словно стекло, в котором застыли первые звёзды.
— Тяжелый день, — послышался за моей спиной голос Морозова.
— Все так, — не стал отрицать я. — Но достаточно плодотворный.
Мы спустились по ступеням и подошли к машине. Я сел на пассажирское сиденье, Морозов обошел авто и занял место за рулем. Повернулся ко мне и уточнил:
— Домой?
Я устало кивнул и откинулся на спинку сиденья. Воевода завел двигатель, машина тихо завелась, фары разрезали сумрак, и авто плавно выехало на дорогу.
Я устало смотрел на дома Северска, окна которых светились золотыми прямоугольниками: кто-то ужинал, кто-то накрывал на стол, кто-то ругался, кто-то смеялся, кто-то читал газету или смотрел телевизор. Кто-то проводил время с семьей. И мне вдруг подумалось, что всех этих людей объединяет одно: все они надеются, что новый Северск станет лучше.
— О чем задумались, князь?
Голос воеводы вырвал меня из раздумий. Я отвлекся от окна, взглянул на сидевшего за рулем Морозова и просто ответил:
— О переменах.
— Это дело нужное, — произнес Владимир. — Только они должны быть к лучшему.
— Для того и стараемся, — устало произнес я.
Машина выехала за город, и воевода прибавил газу, заставив авто полететь по шоссе.
* * *Мы подъезжали к дому, когда густой сумрак уже окончательно лег на окрестности. Окна усадьбы мягко светились, разбавляя темноту уютным теплом. Где-то в саду кричала поздняя птица, а ветер доносил запах влажной травы и хвои.
Морозов припарковал машину у крыльца. Двигатель затих, и тишина накрыла нас неожиданно плотным, почти осязаемым слоем. Я выбрался из автомобиля и медленно потянулся, чувствуя, как ломит спину и ноют плечи после долгого дня.
— Прибыли, князь, — произнес он.
Я кивнул. Открыл дверь и только сейчас заметил на террасе два силуэта. Нахмурился, но в следующую секунду услышал знакомые голоса.
— И что же ты ему ответил?
— А что я должен был сказать? — вторил другой, усталый, но спокойный, как старый дуб. — Ты же знаешь, что он у нас с характером.
Я поднял брови и обменялся коротким взглядом с Морозовым. Воевода нахмурился, явно узнав голос гостя:
— Интересно, что ему нужно?
— Сейчас узнаем, — коротко ответил я и вышел из авто. Поднялся по ступеням крыльца и остановился у столика, за которым сидели Иволгин и Никифор, в неизменном фартуке, с полотенцем, перекинутым через плечо Судя по счастливому лицу домового, разговор был у них интересный. А на столе стоял заварочный чайник и две чашки.
Леший сидел так, как сидят те, кто бывает в гостях не слишком часто: прямо, с непроницаемым лицом. Он снял кепку, положив ту на колено, и в коротких волосах виднелись хвойные иголки.
Едва я подошел к столу, разговор мигом стих. Иволгин и Никифор посмотрели на меня, а через мгновение, на лице домового проступила довольная улыбка:
— Князь вернулся! — произнес он.
Глаза лешего немного светились, и в этихбликах читалось раздражение, которое гость даже не старался скрывать:
— Вы долго, — произнёс он и поставил на блюдце пустую чашку.
— У меня есть дела, связанные с людьми и их проблемами, —