Отец подолгу читал, изучал старинные книги, что-то чертил, писал… В его кабинете находилась уйма канцелярских принадлежностей, бумаг, каких-то тетрадей, папок, старинных рукописей и атласов. Два большущих шкафа, полностью закрывающих собой противоположную от карты стену, были битком набиты разными книгами… Александр Бестужев, бывало, говорил, что хороший командир должен не только уметь махать оружием и воодушевлять своих бойцов, но и учиться. Самому становиться лучше и умней. Он постоянно чему-то учился. Что-то делал. А я наблюдал за ним, запоминая. Я тоже учился.
Мое обучение было исключительно домашним. Я не ходил в гимназию. Не посещал вместе со сверстниками занятий. Но кто со мной занимался? Не помню… Да можно сказать, что я вообще никуда из Родового имения и не отлучался. Наш дом был огромен, а примыкающая к нему земля богата. Это было всё, чем мы нынче, по факту, владели. Родовое имение да раскинувшаяся неподалёку деревушка. А дальше… Дальше всё принадлежало Государю. Константину Кореневу. Все северные земли, подпираемые с Запада оскверненным Приграничном, с севера безлюдными пустошами, а с Востока Мглистыми горами. Добраться к нам можно было только по южному направлению. Или по воздуху. Всё это я знал, тщательно изучив Карту.
Я умел и читать и писать, и по словам отца был довольно смекалист для своих на тот момент десяти лет. Сейчас я стоял на пороге пятнадцатилетия. Через год мою спину украсит Родовой символ — сжимающий в передних лапах меч грифон. А поверх него уже ненавидимые мною Запретные руны. При мыслях об этом меня передернуло. Я ждал этого дня и боялся его.
— Лёшка! Вот ты где!.. Я так и зна…
Я вздрогнул. Этот голос… Такой знакомый и чужой одновременно. Звонкий, детский, полный скрытого торжества. Чей он? Дверь, ведущая в отцовский кабинет, приоткрылась и внутрь заглянула голова… Я не успел рассмотреть как следует, кто это был, потому что проснулся.
А проснувшись, ещё некоторое время пытался сообразить, где нахожусь. Жёсткий лежак под спиной, низкий потолок, проникающий через круглое окошко рассеянный солнечный свет и лёгкое покачивание. Я все еще летел. Эти мои сны-воспоминания… Они были настолько яркими и достоверными, поражающими своим эффектом реальности, что поневоле пугали. Но были вместе с тем настолько манящими и родными, что ли, что хотелось в них снова вернуться. И ещё они были уникальным кладезем столь нужной мне информации.
Сны, которые я начинаю воспринимать своими. Как часть себя. Своего детства, своих безвозвратно убежавших в прошлое относительно беззаботных дней. Что со мной? Окончательно становлюсь жителем этого мира? Начинаю сливаться с дремлющим сознанием своего предшественника, в чьём теле я оказался? Вот ведь какая штука. С каждым днем всё меньше вспоминаю прошлую жизнь, тех, кто остался там и то, что мне было дорого. Не значит ли это, что… Что моё тело там все-таки умерло? Что меня больше ничего не держит? Как бы там ни было, я постепенно стал связывать своё дальнейшее существование с этой страной, с этой землёй. И я летел уже к себе домой.
На этом кораблике не отбивали склянки. Оно и понятно, судёнышко совсем небольшое с ограниченным количеством человек. Я выглянул в иллюминатор. Солнце уже катилось к горизонту. Небо по-прежнему было чистым и по-летнему расслабленно голубым. Редкие облачка преграждали нам воздушный путь. Неплохо бы было обзавестись какими-нибудь часами, подумалось мне. Наверняка луковицы уже получили здесь распространение. Правда у тех, кто может себе это позволить. Я сильно подозревал, что нынешняя казна опальных дворян Бестужевых сейчас представляет из себя весьма печальное зрелище. Думаю, что я беден как нищий на паперти, несмотря на наличие родового имения и горстки приближённых.
Достав из вещмешка сухпай, состоящий из нескольких полосок вяленого мяса, сухаря да фляжки воды, я поел. Наверно, мою трапезу можно было расценивать как ужин. Скоро стемнеет, дирижабль заполнит длинная тринадцатичасовая ночь, а утром, утром мы уже будем над Лютоградом, самым крупным и населённым городом Северных Земель. Неофициальной Столицей могучего в былом Герцогства. В котором мне вряд ли обрадуются, подытожил я.
После ужина захотелось в туалет. Выйдя в узкий коридорчик, я побрёл по слегка подрагивающей под ногами палубе. «Хорёк» развивал очень приличную скорость, острым клином рассекая небесную гладь. От этого его слегка потряхивало, но команда корабля во главе с бравым капитаном, напоминающим пирата в отставке, явно знала, что делала.
Капитан курьера носил звучное имя Еремей Могильный и вёл себя как заправский морской волк, избороздивший сотню морей и дюжину океанов. В отличии от одетых в безликие однотонные бушлаты моряков команды он щеголял в неплохого покроя мундире с длинными фалдами, подпоясавшись огненно-красным кушаком с портупеей, отягощённой двумя пистолями. Среднего возраста, жилистый и подвижный, он, как и его кораблик, напоминал хищного ушлого зверька. От меня не ускользнуло, что костяшки его пальцев покрыты поблекшими наколками, а во рту сверкают два золотых зуба. Свои длинные, каштановые, с легкой проседью волосы он собирал в конский хвост, а на голове носил лихо заломленную треуголку. С виду заигравшийся в пиратов франт. Но то, с каким уважением относились к нему подчинённые, беспрекословно выполняя все команды, заставляло иначе смотреть на Могильного. Он явно пользовался непререкаемым авторитетом.
И, что лично для меня было немаловажным, ко мне отнесся не хуже чем к остальным. Даже, несколько раз повторив мою фамилию, словно пробуя на вкус, расплылся в широченной ухмылке и заявил, что один из его далёких родичей тоже звался Безродным. А затем, понизив голос, добавил, что не иначе, как его дед где-то здорово проворовался, и попал в опалу не то к барону, не то князю, черт их знает за давностью лет! Вот таков вот у нас колоритный капитан был.
Посетив угнездившийся в конце коридорчика гальюн, за которым следовал машинный отдел и багажный отсек, я