— Да. Я пришла.
— За мной?
— За тобой. Буран по тебе очень скучает. Поедем домой?
— Навсегда?
— Навсегда.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Эпилог
Оля
Зима в этом году выдалась особенно снежная. Роскошные пушистые хлопья с невероятной щедростью так и валятся с неба, укрывая землю толстым одеялом, через который так просто не пробраться.
Максим и Кирилл почти каждый день начинают с того, что встают затемно и чистят дорожки, чтобы мы банально могли хотя бы дойти до машины.
— Мам! — раздается звонкий голос Дарины, — Ты точно себя хорошо чувствуешь? Может позвать тетю Риту?
— Все нормально, Пинки. Просто спину ломит. Не тревожь Риту по пустякам. У нее сегодня единственных выходной. Пусть поспит. Что у тебя с уроками?
— Я все сделала, кроме географии. Хочу немного передохнуть.
Моя Пинки Пай выросла.
Ей в этом году стукнет уже тринадцать лет.
Гибкая, красивая девочка, с розовой прядью в золотых волосах.
От старых проблем не осталось и следа. Она все их преодолела, переросла и сейчас одна из лучших учениц в своем классе.
Моя Пинки зовет меня мамой.
Кирилл нет. Он слишком привязан к Ирине, которая периодически, когда возвращается в Россию, иногда заезжает к нам в городок, чтобы проведать сына.
Я не обижаюсь.
Мне без разницы, как Кир меня называет.
Я знаю, что он и так любит меня и уважает, как самую настоящую маму.
Он совсем взрослый мальчик стал — семнадцать лет.
Как же быстро растут дети…
— Тебе принести чай? — спрашивает Дарина.
— Да, если не сложно, — потирая ноющую спину отзываюсь я, — Облепиховый.
Дочь уходит на кухню готовить чай, а я возвращаюсь к своему нехитрому занятию — смотрю в окошко, на то, как Макс и Кир чистят снег и мерно перебираю спицы.
Раньше никогда не любила рукоделие.
А тут что-то накатывает время от времени.
Наверное, вязание помогает мне упокоить нервишки и отвлечься от мыслей о предстоящих родах.
Да-да.
У нас с Максимом вышло сотворить самое настоящее чудо.
Иначе это и не называют местные врачи.
Сначала читают длинный список с моими диагнозами, потом осматривают и разводят руками, мол, бывает и такое.
Боженька постарался, ангела послал.
А случилось это буквально перед началом учебного года.
Недомогание, слабость и тошнота.
Я все передумала. Даже, как самая мнительная в нашей семье, начала подозревать у себя онкологию. А, оказалось, что я просто всего-навсего беременна.
И, вправду, чудо!
Макс, конечно, горд и счастлив.
Носится со мной, как с хрустальной вазой.
Вот и сейчас.
Заходит в дом, по пути смахивая с головы остатки снега, замечает меня в дверях и сурово сводит брови:
— Ты чего в одних носках? Заболеешь!
— Не заболею, — качаю головой, — Я чай пью облепиховый. Ко мне теперь никакая зараза не прицепится.
Он недовольно хмурится и начинает что-то привычно бухтеть, а я…
Я смотрю на него и не могу на смотреться.
Он все такой же сильный, крепкий и красивый.
Совсем не изменился.
Разве что чуть седины прибавилось, но она лишь добавляет ему солидности.
— Ты чего так улыбаешься? — подозрительно щурится он.
— Ничего… люблю тебя…
Приподнимаюсь на цыпочках и нежно целую ее холодные губы.
Шаловливо углубляю поцелуй.
— Вот что ты со мной делаешь…, - хрипло шепчет он и шипит, — Не подходи ко мне даже! Я дышать на тебя боюсь. Не то что трогать! Иди! Пей свой чай!
Мне в такие моменты всегда немного смешно.
Что поделать. Люблю я немного подразнить такого сурового Максима Александровича.
— Только роди. А я уж там… потом… ух!
На этом месте фантазия всегда играет с ним злую шутку и он, осекшись затыкается. И лишь только блестящие чуть потемневшие глаза ясно транслируют мне все что у него на душе… и даже больше.
— Все-все, — целует в макушку, — Мне надо наверх идти.
До родов мне чуть больше месяца.
Максим торопится, сделать две спальни на втором этаже для старших детей, чтобы внизу переоборудовать детскую для малыша.
В новый дом мы переехали три года назад и все еще достраиваем, доделываем. Старый дом после долгих раздумий я все же решила продать. И каково же было мое удивление, когда на него быстро нашелся покупатель — Маргарита.
Теперь мы живем по соседству.
Она все же решила осесть в нашем захолустье и активно сейчас замещает меня на период декрета и параллельно помогает мне в детском центре, где мы так и продолжаем работать с теми, кто нуждается в нашей поддержке и помощи.
К обеду мы с Пинки собираемся по магазинам, а после в художественную школу. У нее там занятия.
Дарина пишет картины.
Веселые и добрые.
В них так много живых и ярких красок.
— У вашей девочки талант, — говорит мне ее учительница, — Она просто умница.
Я это сама знаю и радуюсь каждой ее победе, как своей собственной.
Максим высаживает нас с Дариной около художки и уезжает в строительный магазин за ламинатом.
Я решаюсь немного прогуляться и провожаю Пинки до школы и когда ее яркая розовая курточка скрывается за дверью, присаживаюсь на очищенную от снега лавочку и подставляю лицо, немного пригревающему зимнему солнышку.
— Здравствуй, Оля, — слышится рядом мужской голос.
Испуганно вздрагиваю и не сразу понимаю, кто со мной говорит.
Солнце слепит в глаза, размывая очертания мужской фигуры.
— Хорошо выглядишь, — продолжает мужчина и садится рядом на лавочку.
— Игорь? — потрясенно выдыхаю я, не верящим взглядом уставившись в лицо бывшего мужа, — Что ты тут делаешь?