– Да, есть немного, – сказал я. – В Ромене сейчас пьеса моя идёт вовсю.
– Сам написал, без соавторства? – удивился Варданян:
– Почитал учебники, поговорил с умными людьми, подсказали что‑то. Принёс один вариант в театр, снова что‑то подсказали. Там очень хорошие люди в «Ромэне» работают. А потом раз – уже и пьеса готова.
– Ну, вот видишь, Миша, почему этот монтаж так хорошо получился, что мы его в этом году снова по заявкам коллектива повторили? – посмотрел Григорян на Варданяна. – У нас тут, понимаешь, в штате драматург целый случайно оказался. А мы и не догадывались… Вы только, надеюсь, не поссоритесь с этим Востриковым из Центрнаучфильма, а то мало ли, у него будет своё видение всего этого.
– Думаю, – улыбнулся я, – что если он нормальный человек, то без проблем с ним договоримся.
Они оба, придя к полному согласию по монтажу, потащили меня к Барсукову. У того уже в кабинете собралось несколько человек. Так что Григорян вызвал его в коридор, там всё и обсудили. Посматривая на меня с интересом, Барсуков полностью одобрил высказанную мной идею и велел действовать и держать его в курсе.
Ну и, поскольку все трое должны были участвовать в том совещании, которое сейчас должно было буквально через несколько минут начаться, со мной попрощались, пожелали мне счастливого пути и успешных переговоров с режиссёром Центрнаучфильма.
Прикинул, стоит ли мне сейчас сразу же найти Белова, чтобы с ним предварительно обговорить участие в съёмках его агитбригады и всех задействованных. Но потом решил, что пока не получу добро от режиссёра, всё это не имеет никакого смысла.
И тот же, кстати, тоже наверняка должен будет согласовать с кем‑то у себя на студии всю эту идею, даже если с ним договоримся. Так что до конкретных согласований с исполнителями ещё рано…
Глава 13
Москва, Лубянка
Председатель КГБ сидел у себя в кабинете, и в ожидании прихода Вавилова вспоминал о сделанном вчера докладе на Политбюро. Прикидывал, как все прошло, и все ли факторы он учел при долгой подготовке к нему.
Юрий Владимирович Андропов дураком отнюдь не был. Дурака на такую позицию, как председатель КГБ, точно бы не назначили – слишком чревато было бы для Советского Союза.
Поэтому он понимал, что доклад, в котором будет явно непопулярная идея, которая заведомо не встретит отклика у большинства членов Политбюро, необходимо закончить чем‑то ударным, что Политбюро понравится.
А то глупо – для того, чтобы в будущем получить какие‑то преимущества, заявив: «я же предупреждал», – сейчас снижать свой авторитет в Политбюро, говоря заведомо непопулярные вещи.
Так что доклад у него состоял из двух частей. В первой части он выступил с предостережением о недопустимости расходования инвалюты на банальное зерно и туалетную бумагу. А во второй изложил концепцию ядерной зимы, которую придумал один из сотрудников Вавилова. Начальник того самого отдела, где работал майор Румянцев, подполковник Кутенко. Лично он с ним еще не встречался, но подумывал над этим, уж больно хорошую тот придумал идею…
Андропову она очень понравилась, и он был уверен, что это как раз тот вопрос, который будет очень благожелательно встречен другими членами Политбюро.
Конечно, хотелось ему ещё и похвастаться тем, что резидентами КГБ приобретены акции, которые очень сильно выросли по своей цене. Что позволит комитету заработать неучтённые миллионы долларов на различные операции за рубежом.
Но ему хватало ума понять, что будет дальше. В следующий раз, когда он обратится за дополнительными фондами в валюте на операции за рубежом, ему это тут же припомнят и велят покупать побольше других прибыльных акций. Чтобы, делая хорошие деньги на них, самостоятельно финансировать свою деятельность.
Так что в докладе были только два этих важных вопроса. За исключением обычно небольшой сводки по количеству выявленных КГБ шпионов на территории СССР.
Повестка Политбюро, естественно, формировалась далеко не им. Так что его доклад шёл третьим – после докладов по линии Министерства обороны и доклада о состоянии сельского хозяйства.
Первый доклад делал Кириленко, ответственный как раз за военно‑промышленный комплекс. Андропов был уверен, что доклад, конечно, во многом был написан специалистами Гречко с привлечением лучших специалистов Косыгина. Но уж как есть, так есть.
Второй доклад делал Кулаков, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС.
Оба доклада были достаточно бравурными. Докладчики старательно избегали упоминания всякого негатива. Уж кому, как не Андропову, было об этом прекрасно знать. Ведь весь этот негатив был им старательно собран на всякий случай. Вдруг тот же самый Брежнев, нахмурив брови, спросит, есть ли у комитета что-то важное по этим направлениям, о чем ему нужно знать?
Но какой ему смысл самому об этом упоминать, если Кириленко и Кулаков очень влиятельны? В особенности Кириленко. А ведь любая критика в его адрес тут же заставит и Гречко возмутиться.
Да и понимал прекрасно Андропов, что уж вряд ли тот же Брежнев, да и любой из членов Политбюро, кто мало‑мальски этими вопросами интересовался, не имел возможности узнать про весь этот негатив, который имелся. Было бы желание, и помимо его офицеров нашлось бы кому нарыть его для генсека. Вот то же МВД из шкуры бы вылезло, но расстаралось бы… И без его специалистов у них для этого своих следователей вполне хватало. Но если на Политбюро эти вопросы не поднимают, значит, всех всё устраивает.
А решишь вдруг сам с критикой