Он исчез в дверях.
Максим посмотрел на часового. Тот уставился прямо перед собой и тщательно делал вид, что происходящее его совершенно не касается.
[1] Шито толстыми нитками (польск.) Аналог русского выражения 'Шито белыми нитками).
[2] Полевая жандармерия (нем.)
[3] Вперёд! (нем.)
[4] Танк Pz.Kpfw. IV.
Глава двадцать четвертая
— Я скоро, Анита, дорогая, выпей пока вина и жди меня! — услышал Максим голос Курта.
Дверь отворилась, и на пороге появился обер-лейтенант. На этот раз его китель был застёгнут как надо. Сверху имелся даже ремень с кобурой, и было заметно, что дежурный по комендатуре прикладывает воистину героические усилия, чтобы протрезветь. Получалось средне.
Они спустились в подвал.
Три оббитые металлом двери, тусклая лампочка под потолком.
В замочную скважину обер-лейтенант попал только с третьего раза. Однако попал. Открыл дверь. Сунул голову внутрь, обернулся:
— Заводите.
Посторонился, давая дорогу.
Максим прошёл в камеру первым, быстро огляделся.
Такая же тусклая лампочка под потолком. Двое нар и какой-то гнилой матрас на цементном полу.
Холодно и сыро, плюс десять, не больше.
На нарах сели Муса Герсамия и Савватий Озеров. Их лица — в синяках и кровоподтёках. Голова Мусы обмотана тряпкой, в которой, приглядевшись, можно узнать часть нательной рубахи. На тряпке заметны пятна крови.
Якут Иван Николаев спал на полу.
Точнее, делал вид, что спит, Максим видел это по его спине.
Все трое в одних гимнастёрках, без ремней, полушубки у них отобрали. Хорошо хоть сапоги оставили.
— Курт, на минуту, — Максим поманил дежурного по комендатуре. — Это что?
— Что? — не понял обер-лейтенант, заглядывая в камеру.
Максим ударил его рукояткой пистолета по голове. И трезвый не увернулся бы от этого удара, а уж пьяный тем более.
Покачнувшись, дежурный по комендатуре начал заваливаться на бок.
Максим подхватил его, уложил на пол.
— Товарищ командир! — радостно прошептал Герсамия. — Ребята! А мы уж думали…
— Этого связать, кляп ему, — приказал на Курта Максим. — Я сейчас.
Он поднялся по ступенькам.
— Часовой! — позвал. — Идите сюда, тут с вашим начальником неприятность приключилась, перебрал. Нужна ваша помощь.
— Яволь, герр обер-лейтенант, — часовой спустился по ступеням.
И тут же получил удар ребром ладони по горлу.
— Хррр — сказал часовой, выпучивая глаза. — Хр-р….
Его подхватили заботливые руки Коса и Каримова.
— Связать, кляп, оружие забрать, — скомандовал Максим. — Иван, ты у нас с ножом лучше всех обращаешься, переоденься в его форму и нож возьми. Савватий, помоги ему.
— Есть, — якут и старовер принялись ловко раздевать немца.
— Ещё минуту, — сказал Максим.
Поднялся наверх, не постучавшись вошёл в кабинет.
Рождественская ёлка, даже украшенная какими-то игрушками. Стол с выпивкой и закусками. Роскошный кожаный диван явно не отсюда. Пара стульев, высокий, почти в рост человека, сейф. Фотографический портрет фюрера. Вешалка. На вешалке — фуражка, шарф, немецкая офицерская шинель.
На диване — размалёванная девица с почти вываливающейся из низкого декольте грудью. Пьёт вино из стеклянного бокала. В другой руке — мундштук с дымящейся сигаретой.
— Встать! — скомандовал Максим по-русски.
Девица пролила на себя вино, захлопала густо накрашенными ресницами.
— Встать! — повторил Максим. — Имя!
— А-анита, — сообщила девица, поднимаясь. — А что… а где… вы кто?
— Рот на замок и марш за мной, — скомандовал Максим, наставив на неё пистолет. — Учти, попытаешься крикнуть, сразу умрёшь.
— Зачем куда-то идти? — удивилась девица. — Диван здесь очень удобный…
— Живо! — Максим выразительно повёл стволом.
Связанных Курта, часового и девицу с кляпами во рту они заперли в подвале. Мелькнула мысль убить всех троих, но Максим от неё отказался. Как-то это показалось ему не по-человечески. Особенно убийство женщины, какой бы она ни была.
А вот начальника караула — штабс-фельдфебеля и троих солдат убили. Перекололи ножами.
Все четверо находились в караульном помещении, во флигеле, во дворе комендатуры. Солдаты спали, штабс-фельдфебель клевал носом, дожидаясь времени развода караула.
Когда в караулку вошли Максим, Ян Кос и Иван Николаев, он ничего не понял. Поднял голову, увидел перед собой какого-то обер-лейтенанта и тут же рухнул на стул с ножом в сердце.
Солдаты и проснуться не успели.
Оружие, немецкие шинели, каски с тёплыми подшлемниками.
Хорошая добыча.
Максим перерезал телефонную связь и даже рискнул потратить немного времени, чтобы дать перекусить Герсамии, Николаеву и Озерову. Тем, что было на рождественском столе обер-лейтенанта. Четыре минуты, но они были необходимы, чтобы его бойцы могли хоть как-то действовать дальше. Всё-таки, когда тебя два дня не кормят, а только бьют, сил не прибавляет.
— Что с Зарубой и Гнатюком? — спросил Максим, пока бойцы торопливо, почти не жуя, глотали куски (спиртное он запретил, только воду, но непочатую бутылку коньяка и початую шнапса взяли с собой).
— Не знаем, — помотал головой Герсамия. — Они остались прикрывать наш отход. Сами вызвались. Это всё, что знаем.
— Понятно, — сказал Максим. — Ладно. Готовы?
— Готовы, товарищ командир. — Какой план?
— Наглый, — сказал Максим. — Ровшан, — обратился он к Каримову, — ты немецкий танк сможешь завести?
— Думаю, смогу, товарищ командир, — ответил Каримов. — Моторы у них бензиновые, как у моего БТ-7. Прогреть только надо. Я слыхал, у немцев для этого специальные паяльные лампы имеются.
— Хорошо, — сказал Максим. — На тебя вся надежда. Хотя одного мехвода, на всякий случай оставим…
Когда пятеро немецких солдат под предводительством офицера вышли из комендатуры